"Don't do it behind the garden gate! Love is blind...but the neighbours ain't!"
Выкладываю перевод одного из ваншотов того же автора. Переводила давно, и тут наткнулась. (пока 28-я глава HMTMKMKM на редакции))
Ryo v.s Ran
Автор: kamexkame
Перевод: johnnys heir
Пейринг: РёКаме
Рейтинг: PG-13
Саммари: Ран ревнует к Рё. Или он просто так думает. Между тем, Каме – ходячий секс. Или мы просто все так думаем. Погодите, это ж правда!
Ран ревнует к Рё.Ран ревнует к Рё.
Рё может это определить лишь по одним её глазам, огромным и завистливым. Они сильно напоминают ему две маленьких лужицы гадости.
Фуу...
Честно говоря, он вполне в состоянии понять, почему она. Может. Ревновать. К нему. У неё на то есть все причины.
Всё-таки она уродливая сучка, а он Нишикидо Рё.
- Ты уродлива, - говорит ей Рё прямо в глаза, потому что когда предоставляется выбор снизить напряжение либо усилить его, угадайте, что бы выбрал Рё. А потом вспоминается, что обычно он говорил это Каме, и посмотрите, куда это его привело.
В той самой квартире Каме, на его кухне, как одинокий идиот, Рё разговаривает с этой уродливой сучкой в ожидании возвращения её хозяина, чтобы хоть как-то успокоить желание супер секса с этим бывшим бусаем, превратившемся в его бойфренда.
Он не хочет пойти той же дорожкой и с Ран, хотя технически это привело бы всё в ту же квартиру. Ведь Рё прекрасно знает, что Каме и Ран живут вместе. На секунду он позволяет этому альтернативному сценарию возникнуть в его голове и вполне может представить Каме в качестве этой драгоценной сучки, но тут же – тпру! Он останавливает сценарий на этом месте, потому что на самом деле не думает, что Ран может настолько суперски обеспечить ему секс, чтобы сделать её своей девушкой. Он даже думать об этом не хочет.
Кроме того, ему не нужна девушка. У него ведь есть уже парень, который даже выглядит как девушка.
- Беру свои слова обратно, - сообщает Рё Ран. – Ты не уродливая, не совсем. Скорее отвратительная.
Лужицы гадости мерцают болью а-ля Леди Ди, но Ран продолжает хранить молчание.
- О, - говорит Рё, и его голос звучит слишком громко в тихой кухне. - Понял. Ты даже не собираешься удостоить меня ответом, а? Даже не тявкнешь? Только не пеняй на то, что твоя внешность может быть обманчива, моя дорогая, и будто ты лишь кажешься сучкой, но в глубине души настоящая леди, да? У тебя есть педигри, вот и жуй. Не то, что мои другие тёлки... Они притворяются леди, а на самом деле настоящие сучки. Маленький сноб.
Рё раскрывает свой журнал на особенно выразительной странице, чтобы лужицы гадости могли в полной мере шокироваться псевдо-НЦшным содержанием, так их! Конечно, они не шокированы. Им даже ничуть не интересно.
Последние 3 часа Рё сосредоточенно раздумывал над просвечивающим лицемерием женского белья, натянутого на женскую плоть и чаще всего приходил к выводу и недоумевал, почему такое количество едва прикрытых грудей и интимных мест женщин так сильно заставляют его думать о Каме. Это и привело его к тому, что он впервые весь вечер смотрел на Ран. Он хотел узнать, сможет ли наблюдение за чем-то реально уродливым решить его проблему.
Но, оказалось, что даже неотрывное смотрение в лужицы гадости Ран не в силах избавить его от мыслей о Каме. А Каме, несмотря на свои заявления, что у него с Ран одинаковый цвет волос, даже и близко не выглядит как Ран. Боже. Каме, очевидно, проводит слишком много времени с Джином, чтоб его. Не то, чтобы Рё ревнует. Ничего подобного. Ни капельки.
В конце концов, Рё вынужден уступить и признать, что все эти их женские прелести и сами эти стервы всё равно заставляют его думать о Каме.
И он думает.
В последнее время постоянно.
Он постоянно думает о Каме.
Он постоянно думает о Каме, потому что думать о Каме – это всё, что он может.
А Каме никогда нет…
Дверной замок щёлкает и открывается.
Каме здесь.
Ран уже подскочила в совсем неподобающей леди манере, думает Рё, но зато это даёт ей преимущество, а уши взлетают с двух сторон от её уродливой заострённой морды. Как какая-то уродливая циничная версия слонёнка Дамбо, она вылетает из кухни и несётся через маленький коридор поприветствовать своего дорогого хозяина.
Рё точно не знает, почему он тоже вскочил на ноги и понёсся за Ран, будто соревнуясь в этой тупой гонке и даже желая победить, но Ран быстрее. Скорость собаки будто сверхзвуковая.
И конечно, Ран первая.
Рё останавливается у двери на кухню и небрежно облокачивается на стену.
Ран прыгает вокруг Каме.
Каме. Здесь.
Все эти палки, из которых состоит его тело, здесь, на пороге, так же невероятно собраны, как и в последний раз, когда Рё его видел. И его блестящие волосы тоже здесь. Шерсть Ран, несомненно, ни в какое сравнение с этими волосами. И его голос тоже тут, ровно в 23:27, странно и довольно хриплый из-за усталости. Рё точно знает сколько времени. Он хорошо знает каждую минуту, прошедшую сегодня с 21:07, и каждую из них ненавидит. Вплоть до этой. Эту 27-ю минуту 23-го часа он любит.
А точно ли?
Каме ещё не взглянул на него, но… эй, он точно счастлив видеть чёртову Ран! Бред, но так и есть.
- Привет-привет-привет! Моя девочка. Сильно скучала? Что? Так сильно?
Его слегка узловатые руки гладят, почёсывают и похлопывают брюхо этой сучки. А потом они похлопывают, почёсывают и гладят её не только там. Рё снова ненавидит минуты, причём сильнее, чем раньше. Теперь он даже секунды ненавидит.
Но суматоха взрыва радости по поводу этой уродины, наконец, заканчивается.
Каме быстро поднимает глаза.
- Привет, - произносит он. Рё получает лишь одно «привет», в отличие от трёх «привет» Ран. Не говоря уже о поглаживаниях и так далее, коих вообще не сосчитать.
Плюс ко всему, голос Каме звучит застенчиво.
Они встречаются 3 месяца, у каждого есть ключ от квартиры другого, и справедливости ради будет сказано, что они знают все эрогенные зоны друг друга (у Каме это всё, нафиг, тело). А тут он стесняется! Конечно, нельзя с уверенностью сказать, что они насмотрелись друг на друга за эти 3 месяца. Причём, в прямом смысле насмотрелись. Потому что они, конечно, видели друг друга, но в библейском восприятии. Полностью. С головы до ног.
Каме разувается. Он шевелит пальцами ног. Рё думает, как он хочет поближе с ними познакомиться.
- Ты поел? – он заставляет себя задать этот вопрос, потому что груда палок, из которых состоит Каме, определённо выглядит сомнительнее, чем в последний раз, когда они виделись. Правда, тогда она тоже выглядела довольно сомнительно.
- Да, я ел на съёмках.
Рё решает ему поверить, потому что сам эгоист и не хочет тратить четверть часа впустую, заставляя Каме изображать глотание нескольких кусков чего-то, чего (они оба знают) тот в итоге всё равно не съест.
- Хорошо, - говорит он. И в три шага преодолевает разделяющее их расстояние, оказываясь перед Каме, поднимает его пугающе лёгкую тушку и целует со всем своим чувством собственничества.
Это дорогого стоит.
- Ран, - говорит Каме, когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха.
«Он не назвал меня только что именем этой сучки» - говорит себе Рё. Но всё же лучше прояснить ситуацию. Он вносит ясность более собственническими поцелуями.
- Я не был, - поцелуй в ухо, – и никогда не буду, - поцелуй в шею, – твоей сучкой, Каме, – французский поцелуй.
- Рё, - вскоре произносит Каме. Его голос больше не кажется застенчивым. Он звучит чертовски возбуждённо.
«Так лучше» - думает Рё. – «Намного».
- Мне нужно накормить Ран.
И это настоящий облом.
- Я уже накормил.
Он не врёт. Технически нет. Он накормил её огромной порцией чистой неприязни.
- Из коробки Canigood, - поцелуй в верхнюю губу, – которая слева, - атакующее посасывание нижней губы, - в шкафчике?
- Да. Именно.
И потёрся носом о нос парня. Скользнул руками вниз, в джинсы Каме.
Теперь он точно врёт. Но пока он получает удовольствие от Каме, все сучки в этом мире могут умереть от голода.
- О… О, Боже.
Каме совсем забывает про Canigood. Про Ран. Про всё, что не связано с Нишикидо Рё. Рё может это сказать. И да, это однозначно здорово. Он кусает Каме в шею, чуть повыше плеча, и видит леди сучку, смотрящую своими маленькими влажными глазками на их объятия с вожделением. Её влажный нос с упрёком подрагивает. Рё крепко сжимает миниатюрную задницу Каме. Маленькое исчадие ада показывает ему свои клыки. Рё, в свою очередь, показывает ей язык перед тем, как придумать даже лучший способ досадить сучке, используя этот орган. Он запускает его в ухо Каме, а затем убирает. И так несколько раз подряд. Сучка издаёт расстроенное поскуливание, которое Каме не слышит, так как сам издаёт кучу стонов, которые звучат с таким желанием, что Рё забывает всё, что не связано с Каме, включая уродливую сучку, обладающую расположением его парня. Руки Каме остервенело шарят по его телу, будто никак не могут решить, где же остановиться.
Будто они должны быть везде.
Иногда Рё не сильно возражает насчёт неспособности Каме, наконец, решить.
- Пойдём на кровать, – в голосе Каме не слышится ни капли неуверенности. В этом вопросе его разум, похоже, уже всё решил.
- Я возьму тебя прямо здесь, - шепчет он в ухо Каме, потому что (и это хорошо известный факт) Рё склонен противоречить людям. Особенно когда речь идёт о его парне, заставившего его ждать почти целую вечность.
- Но я хочу чувствовать тебя на мне, пока мы трахаемся, – защищается Каме, и его голос очень сексуально запинается.
- Хорошо, - отвечает Рё, потому что (и это не такой известный факт) он склонен уступать, когда люди ведут себя так, что их действительно хочется трахнуть.
Рё знает: из всех людей только Каме ведёт себя именно так.
По пути в спальню Рё наступает на хвост Ран, но только потому, что сучка сама нарочно попалась под ноги, понятно? Она взвизгивает, будто он, конечно, сделал это специально, и ей почти удаётся привлечь к себе внимание Каме.
Почти.
Язык Рё способен отвлекать Каме бесконечно.
В любое время.
Как сейчас.
Он захлопывает за собой дверь, и Ран остаётся снаружи.
Нишикидо Рё выиграл, сучка.
Он подминает свой любимый мешок с костями под себя, раскладывает на кровати, долгое время играет с ним и затем занимается с ним любовью.
Рё знает, с другой стороны двери Ран, должно быть, сходит с ума от негодования, беспокойства и ревности. Он думает, в каком свете она его представляет – как злую-презлую тварь, периодически заставляющую её хозяина кричать. Очень громко.
Ну, в итоге это довольно точное определение.
2 глава
- Я не буду спать с этой штукой! – заявляет Рё тоном, не терпящим возражений. – Она странно на меня смотрит.
Уродливая собачонка злого рока скребётся в дверь, прося пустить в их постсовокупительное убежище. Она, скорее всего, уже довольно давно это делает. Они не слышали раньше, занятые удачными попытками заставить Каме кричать. Но сейчас это ясно слышно. Сейчас крики и следующие за ними тяжёлые вздохи улеглись лишь для того, чтобы образовать облако эйфории над кроватью, лениво капающее эндорфинами на их запутанные тела.
Скрёб, скрёб, скрёб…
Рё почти чувствует, как маленькое нежное сердце Каме колотится, выражая сожаление в ответ на несчастный звук, который эта ловко манипулирующая хозяином сучка, наверное, тренировала весь день.
Каме даже немного дёргается, будто готов вырваться из сплетения их замечательно обессиленных конечностей.
Рё хмурится.
Разве он не выиграл эту битву чуть ли не век назад?
За дверью Ран продолжает свою игру. Трижды поскрестись, пауза, жалостливое поскуливание. Сейчас.
Ну лааадно.
Рё понимает.
То, что сейчас было, только первый раунд.
- Не зови Ран «этой штукой», серьёзно замечает Каме, потому что он правда, на самом деле, честное слово, принимает такие вещи близко к сердцу, чтоб его. – Её зовут Ран. Только не говори мне, что она тебя домогается, когда меня нет. – Хотя тут Каме несерьёзен. В его голосе сквозит смех. На самом деле даже есть возможность, что он расслабился до такой степени, когда не думает дважды или трижды, как обычно, перед тем, как довести Рё. – Я тебе не верю. Ран насилует только мои ноги. Она бы не стала мне изменять.
Рё мечтает, чтобы Каме не был так чертовски мил, приятен и мягок, когда совсем расслаблен, хотя знает, что это частично и его вина. Ладно. Полностью его вина. Осака Секси Мэн возьмёт на себя ответственность за свои действия. Каме никогда так не расслабляется, если это не заслуга Рё.
До невозможности расслабленный Каме обычно делает Рё невероятно удовлетворённым.
Просто так и работает уравнивание.
Вот, это и сейчас происходит. Он может чувствовать как широченная улыбка, от которой не может сдержаться, растягивает его губы.
Тёмные глаза Каме перехватывают один из этих осторожных, но частых и быстрых взглядов на лице Рё, и вот, они замечают усмешку. Ну как это упустить? Теперь это забавная ухмылка.
Он импульсивно подаётся вперёд, чтобы оставить поцелуй на зубах Рё.
Он так часто делает, когда они наедине.
Целует его улыбку.
И каждый раз, когда он это делает, Рё чувствует что-то неописуемое.
Он не уверен, что это вполне нормально.
Когда тебя не целуют в улыбку.
От такого поцелуя чувствуешь себя до сумасшествия счастливым.
- Если подумать, я мог бы понять, домогается ли она тебя, - Каменаши Казуя что, дразнит Нишикидо Рё? Нишикидо Рё правда настолько этим наслаждается? - В смысле...
Каме почёсывает нос о плечо Рё, что вообще-то бессмысленно, но, тем не менее, заставляет Рё почувствовать мягкость и теплоту.
- Фак! – говорит Каме. Он явно забыл, что значат его действия. Это поддразнивание, но его нос поднимается выше по изгибу плеча и теперь блуждает по шее Рё. Затем Каме пощипывает парня за ухо, и с каждой секундой смысла становится всё больше и больше.
- Рё, - упрашивает Каме. – Прекрати меня возбуждать.
- И что не так? Я же ничего не делаю, просто здесь лежу.
Что есть маленькая невинная ложь. Он лежит, наслаждаясь каждой секундой внимания, если говорить точнее.
Каме устраивается на Рё. Ага. Все колоссальные 13 грамм, которые он весит в последнее время, но поразительно, сколько секса в них вложено.
- Да. Именно.
- Ммм, ладно, посмотрим. - Рё притворяется, что оценивает ситуацию, но, главным образом, он оценивает «активы» Каме. – Ты весь возбуждён. Напомни мне ещё раз, почему это плохо? Потому что, если ты не заметил, я готов и на большее.
Каме озадаченно делает паузу, и чуть наклоняет голову. Он явно что-то забыл…
Ран напоминает о своём присутствии.
Это уже другая её схема, но в сущности сходная с предыдущей.
Скреб. Потом три поскуливания. Скреб, скреб.
«Грёбаная, мать её, сучка!» - думает Рё.
Но Каме о ней вспоминает.
- Потому что, плохой мальчишка, - говорит он, - я бы ни за что не накормил мою девочку Canigood, даже если бы это осталось последней собачьей едой на Земле. И этого шкафа, из которого ты предположительно взял Canigood, никогда не было. Он не существует, не на моей кухне. Так что, - заключает он с торжествующей ухмылкой. – Я должен покормить Ран.
Скреб.
Одно поскрёбывание. Эта сучка даже больше не напрягается, потому что её уродливые уши, должно быть, уже уловили всё за баррикадой, в смысле дверью, и она осознаёт, что выиграла этот раунд честно и в сухую.
Лицо Каме светит радостью на угрожающе тёмное лицо Рё, явно пытаясь исправить плохое настроение, начинающее сгущаться в комнате, пока Рё не нахмурил брови окончательно, что есть очень плохое предзнаменование. Он наклоняется, пока они не соприкасаются.
- Кто тут ещё должен раздражаться? Это ведь не ты мне соврал, Нишикидо Рё. – Каме улыбается на сердитый взгляд, шепча это. – Кроме того, я очень ценю все твои усилия, направленные на то, чтобы бездумно меня трахнуть. Правда.
Рё хочет продолжать хмуриться. Честно. Он же может. Это же естественно для него. Обычно. Но Рё не может. Просто не может продолжать вести себя как чудак на букву «м». Только не тогда, когда Каме так ублажает его эго.
- Правда?
Он понимает, что ему остаётся только ублажать что-нибудь в Каме в ответ.
- Эй. Эй, эй, эй. Руки прочь. Я сейчас пойду накормлю Ран, потом вернусь, и ты можешь... ты... о, чёрт!
- Сделать так?
Веки Каме трепещут, пока он пытается сконцентрироваться.
И терпит неудачу.
- Займись со мной сексом, – виновато шепчет он, и его глаза теперь закрыты. Он сглатывает и, возможно, пытается проглотить свою вину, но опять терпит неудачу, потому что виноватый Каме правда похож на прекрасную каплю драгоценного камня, украшающего его длинную изящную шею. Так что её нельзя проглотить. Да, Рё собирается до предела насладиться игрой с этой прекрасной безделушкой перед тем, как её расстегнуть.
Комнату снова начинают наполнять восхитительные звуки.
Из-за баррикады больше не слышно никаких поскрёбываний.
Нишикидо Рё снова выиграл.
Нишикидо Рё всегда побеждает.
И ухмыляется, сучка.
И ловит ртом воздух.
<3
Каме смотрит в маленькие лужицы гадости, являющиеся глазами Ран и пытается не чувствовать себя монстром из-за того, что поддался искушению вместо того, чтобы её накормить.
Опять неудача.
- Прости, радость моя. Мне так жаль. Просто… Я... ммм... задержался, знаешь...
Она знает. В том и проблема. Он может поклясться, что лужицы гадости выглядят травмированными. Он взъерошивает свои волосы и напрягает мозги, пытаясь вспомнить, какие сцены ей пришлось наблюдать, перед тем, как они с Рё добрались до кровати.
Упс.
Дорогая.
И ей пришлось всё это слушать. Собаки, у них же такой чувствительный слух, да? Притом, что они с Рё даже не пытались убавить громкость.
Твою ж мать, соседи тоже должны были услышать, хоть у них и всего лишь человеческий слух.
И под ‘соседями’ в этом случае понимаются все люди, живущие в радиусе трёх районов вокруг его квартиры.
Так что да, Ран должна была слышать.
Он краснеет.
Он очень смущённо похлопывает Ран по мягкой голове и затем быстро вскакивает на ноги и идёт по холодному кафелю кухни. Он подходит к правому шкафчику и достаёт из него жестяную банку «Can11», самое любимое угощение Ран. Она заслужила поощрение за супер долгое ожидание.
И за психологическую травму, прости Господи.
- И я не думал, что мы настолько задержимся, - говорит он, открывая банку. Он понимает, что это всё отмазки, но всё равно их тихо проговаривает, несмотря на то, что храп, доносящийся из спальни, ясно даёт понять, что Рё крепко спит.
- В смысле, - продолжает он с выражением раскаяния, - я думал, что смогу улизнуть после первого траха, – он останавливается. Не стоит сквернословить при Ран. И вообще не нужно обсуждать свою половую жизнь со своим питомцем.
Ран, наверное, не хочет знать, что Рё для Каме как «Can11» для Ран.
- Я плохая мамочка.
Он наполняет миску, которую Ран получила от Уэпи. Уэпи – крёстный отец Ран. Ну, Каме мысленно обращается к нему как к крёстной фее Ран. Но если Уэпи узнает об этом, тот тут же пошлёт его в глубокий нокдаун. А затем удочерит Ран и будет о ней заботиться. Потому что, честно, нельзя и мечтать о лучшей крёстной фее для этой обожаемой собачки, о чём свидетельствует множество подарков, которыми Уэда балует Ран. Ага, не то, что Каме. Он плохая, очень плохая мать. А вот Уэпи просто замечательная крёстная фея.
- А ты такая умница, что всё это терпишь.
Он почёсывает спинку Ран, ставя перед ней миску с едой, и затем осторожно облокачивается на стол, наслаждаясь восхитительным зрелищем. Ран с удовольствием жуёт, в конечном счёте, бедная несчастная девочка. Она с жадностью глотает пищу, но он уверен, она бы не хотела, чтобы он это так называл. Он мысленно исправляет фразу на «изящно проглатывает». Всё же оно достаточно быстро и яростно, это изящное проглатывание, что выглядит даже умилительнее.
Он наблюдает, как она заглатывает куски настолько изящно, насколько ей по силам. Он счастливо улыбается, чувствуя себя при этом ещё чуть более виноватым из-за мысли, что чем быстрее она всё съест, тем быстрее он сможет вернуться к Рё в постель, и остаться там. И ничего не может с собой поделать.
В этот час ночи кухня похожа на иглу, если говорить о температуре, и Каме уже представляет, как сонный Рё будет ворчать, как старик из Осаки, когда ледяные ноги Каме коснуться его. Правда, вскоре они нагреются; сонный Рё не только самый ворчливый старик из Осаки на Земле. Но и самый тёплый. И самый горячий. И самый сексуальный. Вне всяких сомнений.
Ран где-то на полпути от изящного проглатывания всего её ужина окончательно. И она явно им наслаждается, что видно по радостному вилянию её хвоста, означающему её ощущение близости к собачьему раю. Наверняка она сейчас на седьмом небе от счастья. Может, она сейчас даже смогла бы сыграть супербыстрым хвостом в пинг-понг сама с собой.
И Каме раздумывает, кто бы тогда был победителем.
И хихикает.
Да, сегодня он немного чувствует себя мажорным идиотом.
Даже немного голодным.
Может, съесть одно из тех аппетитных яблок, выглядящих очень вкусно с отблесками красного, которые Рё (раз он больше никому не давал свои ключи, то сделал вывод, что это Рё – и настолько простые выводы никогда не согревали его в школе) купил и положил в фруктовую вазу, поставив ту на самое видное место в очевидной надежде искусить Каме.
Он почему-то не ожидал от Рё такого милого и заботливого жеста, но тот его делает снова и снова, часто и настойчиво доказывая Каме его неправоту.
Очень приятно так часто ошибаться, когда Рё прав.
Ага. Рё будет доволен, если Каме съест яблоко, думает Каме. Он, конечно, ничего не скажет, но заметит. И Каме может достаться дополнительный поцелуй или два за завтраком. А может, и больше. Может, даже один из тех божественно нежных поцелуев, которые Рё дарит с такой жестокой экономией (возможно, чтобы избежать лужи обожания, в которую превращается Каме, когда получает такие нежные поцелуи от Рё).
Точно, он съест яблоко.
Он решительно подходит к столу, дотягивается до обозначенного фрукта и впивается в него зубами.
Это сладкая хрустящая добродетель.
Ам.
И пока он жуёт, его взгляд отвлечённо падает на журнал, оставленный Рё открытым на столе.
Он проглатывает кусок, и это больно.
Он садится за стол немного изумлённым и, не зная того, на тот же самый стул, на котором Рё провёл весь вечер.
Чуть позже (он не знает, сколько прошло секунд или минут) Ран уже облизывает безжизненное яблоко в его руке. Она закончила своё «изящное проглатывание».
Каме, не отрываясь, смотрит в журнал.
Хотя перед глазами у него сейчас всё довольно размыто.
И он не двигается. Он остаётся там, в холодной кухне, а ноги становятся окоченелыми. Он не мог так сидеть и смотреть настолько долго, но всё же кажется, что он уже простудился. Потому что шмыгает. Твою мать, ему нельзя позволить себе насморк. Завтра будут снимать сцену поцелуя. И будет очень неудобно, если он добавит больше органических жидкостей в этот процесс, чем необходимо.
Ему действительно стоит вернуться в тепло родной кровати.
Но почему-то теперь он не очень хочет туда возвращаться.
Не к Рё.
К этой змее с горячей кровью.
Грудь Каме внезапно сотрясает тихий всхлип.
Его плоскую грудь.
Он кладёт недоеденное яблоко на стол, подхватывает удивлённую Ран и прижимает её к себе, ища утешения. Крепко, ещё крепче, очень крепко. И, кажется, она ничуть не возражает.
Что у него такая плоская грудь. Слишком плоская. Чертовски плоская.
- Это потому что ты правда меня любишь, - говорит Каме.
В ответ Ран облизывает его мокрое от слёз лицо
- Ты же любишь только меня, да? – шепчет он.
Он хочет быть уверенным.
Она ещё раз лизнула его лицо, и, может быть, она любит Каме и соль, и «Can11», и свою крёстную фею Уэпи, и подарки Уэпи. Определённо. Но Каме не против. Каме может с этим жить. С такой конкуренцией он может справиться.
Такая конкуренция не вызывает посреди ночи безумные, нелепые и слегка истеричные мысли в его уставшей голове.
Типа таких:
‘Может, мне увеличить грудь с помощью имплантантов?’
3 глава
Рё просыпается.
Рё просыпается в одиночестве.
То есть он уже по-царски раздражён всего лишь через секунду после пробуждения.
Что, теперь он даже не получит свой утренний трах, а то и два, хотя бы утренний поцелуй, а то и не один, перед тем, как Каме выполнит свой акт исчезновения?
Он знает, что несправедлив, и что если Каме по-тихому смотался, то причина должна быть в том, что он хотел, чтобы его любимый парень получил дозу сна, которой ему самому так сильно не хватает, немного драгоценного сна, от которого он отказывается ради вышеупомянутого бойфренда.
Но вышеупомянутый бойфренд всё равно не может не чувствовать себя чудовищно недовольным.
У него приступ плохого настроения.
Он же чувствует себя чертовски обделённым.
Каждый хочет себе кусочек Каме. Целый грёбаный мир. Ну что ж, мир, вот тебе утренний выпуск новостей: Каме просто не хватит на всех. И Нишикидо Рё тоже хочет Каме. Он хочет его больше всех. И он должен его получить. Потому что у Нишикидо Рё преимущество. Вообще-то, к чёрту преимущество. У него исключительное право. Каме – его парень. Каме – его. И не только кусочек. Весь Каме.
Рё вздрагивает, поворачивается, сгибается и дуется, пока в его поле зрения не попадают флуоресцентные цифры на будильнике. Стойте. Он на секунду прекращает метаться и вертеться, сгибаться и дуться. Что? Ночь ещё в самом разгаре. Ещё такая рань! Он даже и грёбаного часа не поспал.
Значит, Каме не уходил.
Он где-то здесь.
Может, (внезапно в Рё рождается надежда), может, он пошёл на кухню перекусить среди ночи или типа того. Рё чувствует, как сам уже самодовольно ухмыляется в темноте. Он постоянно пытается выдумать план побуждения Каме есть больше, но должен признать, что преуспевает в этом не так часто, как хотелось бы. И это его чертовски раздражает, потому что он совсем не привык проигрывать. Но, да, он бы сказал, что сегодняшняя попытка стимулировать беспризорный аппетит его парня вполне удалась.
Рё прямо хочется похлопать себя по спине, признавая победу.
Молодец, Нишикидо Рё.
Он перекатывается на спину и задумывается о поощрении Каме по возвращении в кровать за то, что тот, наконец-то, голоден.
...
Что должно произойти прямо сейчас в любой момент.
..
Может, он решил много съесть? И это здорово. Это потрясающе.
.
Ну и сколько времени может занимать полуночный перекус, мать его?
Рё отбрасывает роль терпеливого бойфренда вместе с одеялом и идёт узнавать, в чём дело.
Свет на кухне включён, и никого.
Он видит надкусанное яблоко, один нелепый укус, а оставшаяся часть лежит на столе, как произведение абстракции. Так что Рё догадывается, что, нет, Каме совсем не объедался ночью. Он фыркает при виде собачьей миски. Она тут раньше не стояла, иначе он бы точно фыркнул на неё раньше. Кроме того, она чисто вылизана. Рё задумался, была бы Белоснежка так суетлива и разборчива в отношении своих яблок, если вместо этого всё её внимание и усилия были сконцентрированы на кормлении уродливой скотинки.
Рё вздохнул и задался вопросом, куда же отправилась Белоснежка, и вдруг что-то услышал. А точнее, тихий звук из гостиной, и его кровь застыла в венах.
Он шагнул в тёмную комнату.
- Каме?
Он не хотел, чтобы голос звучал так раздражённо. Просто он так звучит, когда Рё мучается от беспокойства.
Хрупкая изящная фигура, обнимающая уродливую, уродливую фигурку на диване дёрнулась вверх, когда рука Рё нащупала выключатель на стене. Он щёлкнул выключателем, и комнату залило светом. Рё успел заметить, как Каме поспешно вытер свои покрасневшие глаза узловатой трясущейся рукой. Другая узловатая рука зарылась глубже в этот маленький уродливый комок шерсти из преисподней, инстинктивно крепче прижимая его к своей куче костей, называемой телом.
Почему Рё вдруг почувствовал себя отрицательным героем в этой сказке?
- В чём дело?
- Ни в чём.
Голос Каме звучал уязвлённо. А вид был упрямый.
Потому что он такой и есть.
Оба.
Прекрасно.
Рё понятия не имел, как справляться с такой специфической комбинацией. По сути дела, Рё довольно растерян относительно того, как справляться с Каме в целом вне спальни. А тут гостиная.
- Тогда какого чёрта ты посреди ночи ревёшь над этим уродливым пучком шерсти?
Вообще-то Рё подразумевал под этими словами: «если мой парень вынужден плакать посреди ночи (и я на самом деле предпочту обратное), я хочу, чтобы он делал это на моём плече, а не в обнимку с этим пучком шерсти.
Да, даже в такой смягчённой сахарной версии, которую он никогда не произнесёт вслух, Рё должен придраться к Ран.
- Хватит так говорить о Ран, ладно?! РАН! И я не ревел.
- Ну, ладно. Прости. Я перефразирую. Почему ты изящно всхлипывал?
- Рё, не издевайся.
В голосе Каме Рё уловил тот особый привкус добавленной соли и начал подозревать, что этот привкус мог быть связан с волной слёз, которую Каме сейчас едва сдерживает.
И это заставляет Рё себя чувствовать отвратительно.
Поэтому он и ведёт себя отвратительно.
- Я Рё, помнишь? РЁ. Естественно, я издеваюсь. И даже не пытайся изображать, что ты не знал об этом маленьком обстоятельстве, когда начал со мной встречаться.
Каме сглатывает грозящую вырваться волну слёз в один заход (чёрт возьми! это так мучительно) и осторожно кладёт Ран на диван перед тем, как снова взглянуть на Рё. Что это за выражение в его прекрасных покрасневших глазах? Рё понятия не имеет, даже не догадывается, что на него повлияло посреди ночи, но должен признать, что Каме смотрит на него с негодованием, одетый ни во что, кроме этого просвечивающего настроения, что позволяет Рё подсматривать за его уязвимостью...
И это по-настоящему возбуждает.
Рё может поклясться, даже соски парня выглядят так, будто тоже негодуют.
У Каме отвисает челюсть.
- Ты смотришь на мою грудь? – его голос сочится недоверием, замешательством. И намёк на то, что он тем или иным образом тут виноват, раздражает Рё. Это не его вина, что соски Каме располагают к фетишизму. Это определённо вина Каме. И ему следует научиться брать на себя ответственность за такие вещи.
- Какую грудь? – он ухмыляется, запросто отрицая её существование, хотя в то же время, по сути, восхищаясь ей. Он прекрасно владеет искусством словесного поединка, может врать даже глазом не моргнув. – У тебя её нет, чтобы о ней говорить, маленький бесформенный анорексичный ребёнок.
Если Каме пеняет ему на то, что он издевается, Рё так и будет себя вести.
Каме сжимает руки в кулаки. Его губы поджимаются, формируя на лице знакомую гримасу, а кто (кроме его трудного для понимания, иррационального бойфренда) так привлекательно гримасничает?
- Хочешь грудь?
Он достаёт что-то из-под подушки и швыряет в Рё.
Журнал сильно его ударяет и громко падает на пол.
С превосходным чувством сценического искусства он грандиозно открывается на той самой странице, на которую Рё тупо смотрел весь вечер, нетерпеливо представляя, что сделает с Каме, включая его соски, как только тот придёт.
В самом центре во всей красе изображена Лиа Дизон, принимающая всерьёз слово ‘разворот’ на 'развороте журнала'.
Ран презрительно взвизгивает.
- Ты рылся в моей сумке? – холодно спрашивает Рё
Один из основных принципов руководства «Как Быть Нишикидо Рё» - немедленно переводить стрелки на обвинителя, когда ты виноват.
Правда, некоторые стрелки не перевести.
- Ты оставил его на столе в раскрытом виде, Рё, - говорит Каме. Его голос немного дрожит.
- А...
Он мог. Вернее точно оставил. Когда услышал, что открывается дверь, он... Он не хотел, чтобы эта ничтожная Ран добралась до Каме раньше него, хоть она и победила, в конце концов.
- Ты поэтому сейчас плакал?
- Я не плакал.
- Изящно всхлипывал. Без разницы. Это глупо, – презрительно утверждает Рё. - Что? Хочешь сказать, что никогда не смотрел порно?
Каме краснеет до свекольного цвета, так что Рё моментально забывает, что эта ситуация, которая могла бы вылиться в их первую официальную ссору, сейчас в самом разгаре. Вау! Когда Каме краснеет, то краснеет везде. До самых кончиков своих определённо существующих грудей.
Это чертовски очаровательно.
И чертовски несправедливо. Каме зря рассчитывает на правильную ссору, если будет использовать такие методы.
Хотя кажется, Каме уже не думает ни о какой ссоре.
- Я... Я... Ну... Наплевать. Забей. - He бормочет и смущается. Рё мысленно отмечает, что в ближайшем будущем надо бы поискать запасы порнографии Каме, и затем вычёркивает эту мысль. На самом деле, пока Каме под ним так извивается, никакое порно ему не нужно.
Весь боевой запал покидает Каме, уступая место робости, когда он подходит к Рё и нерешительно кладёт руку на предплечье Рё. Тому интересно, это его воображение, или ладонь парня немного влажная от тех поспешно смахнутых слёз.
- Давай просто забудем об этом, а?
- Ты же не думаешь, что я так просто спишу со счетов этот маленький полуночный кризис? – спрашивает Рё. Он произносит это таким тоном, который даже сам может определить как нетерпеливый. Но вопреки тому, что кажется, Рё на самом деле не изображает свою сварливую натуру. Просто так случилось, что они никогда не ссорились как следует до сегодняшней ночи. Каме всегда как-то умудрялся обезвреживать напряжение до того, как оно могло превратиться в скандал – и они приятные, методы, которые он использует, довольно потрясающие методы.
Но в голову Рё проникла мысль, из-за которой ему захотелось попробовать дойти до конца, достичь сегодня кульминации этой ссоры.
У них с Каме ещё не было секса после ссоры.
Никогда.
Пока что.
И мать твою, ему интересно, каким он будет, секс после ссоры с Каме.
Очень.
Так что он думает, что просто поддержит этот яростный огонь, дремлющий в изящно покрасневших глазах Каме. Этот яростный огонь, который тот, очевидно, всеми силами пытается потушить. Да, Рё лишь чуть-чуть подкинет дров, достаточно, чтобы он вырвался из-под контроля Каме и тогда...
- Прости, - говорит Каме, пока Рё фантазирует.
Он выдавливает эту слабую, вымученную и озабоченную улыбку. Рё пристально смотрит на эти покрасневшие ободки вокруг глаз Каме. Почему он выглядит как кролик, голубой и удручённый горем маленький кролик? И Рё принимает решение поссориться и заняться любовью прямо сейчас и прямо тут.
- Давай вернёмся в постель, а, Рё? – костлявая лапка кролика мягко упрашивает предплечье Рё, и Рё ругает себя за то, что он такая зараза по отношению к своему парню. Они могут заняться сексом после ссоры и в другой раз, когда Каме не будет выглядеть таким расстроенным, честное слово. Но потом, всё ещё поглаживая его предплечье, кролик добавляет:
- Я устал. Плюс ещё это сцена поцелуя, которая наверняка займёт завтра всё утро.
И ни с того ни с сего характер Рё вылетает из-под контроля. По-настоящему. Он больше не дурачится с намерением поддержать ссору и заняться после неё страстным сексом со своим парнем. Это вылетает из его головы. Он неподдельно сердит. Что-то в сочетании слов ‘поцелуй’, ‘сцена‘ и ‘всё утро’ досадно его ударяет. И невероятно бесит.
- Чёрт побери, ты устал. Полагаю, сегодня отличный день в царстве трудоголика Каменаши Казуи. Ты не обессилен, всего лишь устал.
Кролик выглядит поражённым резкой переменой тона. Его покрасневшие глаза расширяются. Он моргает. Нежная узловатая лапка покидает предплечье Рё.
- Эй. Я Каме. Естественно, я трудоголик, и ты знал об этом, когда мы вместе начали всё это, чем бы оно ни называлось.
Чем бы оно ни называлось? Рё больно. До безумия. Иногда чаще, чем он бы хотел признавать, Каме делает ему больно до безумия, и хуже всего то, что Рё может сказать, что это не нарочно, не как он сам делает это с Каме. Каме говорит так просто потому, что он так и думает.
Каме хихикает.
Он пронзает сердце Рё по-больничному метко и потом хихикает.
- Боже, я говорю как на встрече анонимных трудоголиков или типа того. “Я Каменаши Казуя. И я… трудоголик!” Шквал аплодисментов. Ну, ты знаешь.
Вот. Опять он это делает. Пытается снять напряжение.
Но Рё не даст ему это сделать.
- Знаешь что, тебе следует туда сходить, – возражает он. – Возможно, у тебя будут небольшие проблемы с анонимной частью, но с остальным всё нормально. Станешь ассом. Хотя очень жаль, что, возможно, ты не найдёшь времени в своём графике для этой встречи. Потому что между этими встречами Анорексичных Шлюх ТрахниМеняЯЗнаменит и встречами Очевидных Владельцев Домашних Любимцев ты просто уже слишком, слишком занят, не так ли? Ах да, может, если ты прекратишь снабжать своего парня случайным сексом, то что-нибудь и получится.
Покрасневшие глаза теперь ещё краснее, чем когда-либо. Но уже от злости. Теперь тут кролика и близко нет. Только Каме в приступе ярости.
Это очевидно, хочет он или нет, но сегодня точно будет жуткая ссора.
- Как мой трудоголизм связан с тем, что ты читаешь порножурнал на моей кухне и оставляешь его, чтобы я нашёл? Как это вообще с чем-то связано?
- Ну да, что общего между тем, что ты работаешь своей несуществующей задницей 22/24 и потом, являясь домой, проводишь половину оставшегося времени в обожании этого комка шерсти, и моим раздражением?
- Ты раздражён? Погоди. Ты ревнуешь к Ран?
- Да, именно. – Рё посмеивается, будто это самая нелепая идея. На все времена. Так и есть. Это нелепо. Затем он наносит ответный удар. «Когда кто-то бьёт тебя по больным местам, ударь по их вдвойне сильнее». Выдержка из руководства «Как быть Нишикидо Рё».
– Тот факт, что ты так патологически ревнуешь к моим отношениям с Учи ещё не означает, что я...
Лишь услышав это имя, Каме делает шаг назад, ближе к дивану, как будто ближе к Ран, чтобы утешиться. Он высказывает свои мысли очень быстро, очень громко, будто пытается заглушить слова Рё.
- Да, по крайней мере, я ревную к человеку, которому посчастливилось быть твоим бывшим парнем, и который теперь... Я даже не знаю нахрен, кто он тебе теперь. Мне наплевать.
Он в открытую плачет и даже не делает попыток вытереть слёзы. Рё подходит, пока ресницы его тёмных глаз не заденут ресниц красных глаз Каме, если он моргнёт. Но он не моргает и немного пугает даже себя, но ничего не может с собой поделать.
- Кто сказал, что я не ревную к твоему бывшему парню? Парням.
Это произносится низким охрипшим голосом. Около секунды назад у Рё было время затолкать обе свои пятки и несколько других вещей в свой необъятный рот. И Рё отворачивается в надежде пустить пулю в свой смущённый мозг или ещё что-нибудь подходящее для этого. Его ключи от машины на кофейном столике. Может, ему пихнуть их себе в череп? Подождите, есть идея получше. Рё берёт их, а с ними и свою сумку.
- Рё, ты куда? Ночь на дворе, - голос Каме бесцветный.
Несмотря на свою только что данную клятву не произносить ни слова, Рё слышит, как из его рта вылетают слова:
- К Учи. Куда ж ещё. Думаешь, я перестал быть засранцем?
Почему-то теперь ему кажется, что такая ссора не приведёт к примирительному сексу.
- Ты полураздет, - замечает Каме.
Не у каждого есть грёбаная собачья шерсть 24/7. На самом деле только у собак. Рё ловит эти слова до того, как они покидают его рот, потому что даже он может сказать, что в них параноические уши могут услышать ревность. А Каме явно настоящий параноик. Рё меняет фразу:
- Не волнуйся. Тут ничего того, что Учи не видел раньше.
Он садится в коридоре, надевает кроссовки и небрежно завязывает шнурки, встаёт. Его лицо настолько безэмоционально, насколько он может себе это позволить, и это ничего не отражающее выражение. И какого чёрта Каме натягивает плащ ему на плечи, если сам дрожит?
Хотя он делает только это.
- Прекрати изображать заботливого бойфренда. Ты ведь беспокоишься насчёт папарацци, да? – говорит Рё. Но они обо знают, что пресса у Китагавы на коротком поводке, и что Джонни может прижать папарацци так сильно, что Рё и Каме могут хоть сейчас выйти и заняться страстным сексом после ссоры, которого у них теперь, очевидно, не будет, посреди улицы и ни за что не попадут в газеты. Они также оба знают, что единственная цель, преследуемая Рё в этих словах, причинить боль Каме.
Всё понятно.
- Передавай привет Учи, - спокойно говорит Каме, взгляд устремлён вниз, то есть совсем в пол. Каме унижен и полностью побеждён, и Рё не хочет передавать привет Учи. Он хочет попросить у Каме прощения, хочет сказать, что сам не знает, что на него сейчас нашло, и почему они сейчас не занимаются нежным сексом.
Он открывает рот. Какого чёрта? Его обет молчания всё равно давно нарушен, но что-то, дьявол, пробегает у между их ногами, и Каме берёт дьявола на руки и прижимает его так крепко, как Рё сейчас чуть не обнял Каме.
Да, все знают. Если Бог, может быть, и женщина, то дьявол уж точно эта уродливая сучка.
И вместо своих извинений Рё лишь говорит:
- Пока, сучка.
И уходит.
4 глава
Каме стоит снаружи своей квартиры.
Он даже не потрудился надеть плащ, потому что от машины до квартиры совсем близко. Оно и не нужно.
Но обычно он не останавливается и не стоит перед дверью с ключами в руке.
Просто смотря на дверь.
Тупо.
Витая в облаках.
Вчера вечером, когда он пришёл домой и прошёл в эту самую дверь, вспышка тепла ударила его прямо в лицо. Оно было довольно замороженным от сильного холода на улице, но он чувствовал, как этот поток тепла охватил его щёки в ту же секунду, как он вошёл, до смешного горячо обжигая.
Всё потому, что он увидел эту пару кроссовок.
Они выглядели, будто были скинуты с небрежной надменностью. Почему-то один кроссовок лениво лежал на боку на коврике у двери, другой стоял рядом, как какой-то самоуверенный солдат.
Не то чтобы Каме чрезвычайно любит последнюю линию одежды Адидаса, хотя она славная и всё такое.
Всё потому что кроссовки означали, что он здесь
Рё.
И да, Каме чрезвычайно любит Рё.
Кого он обманывает?
Он без ума от Рё.
Так без ума, что вчера ему понадобилось добрая минута, перед тем, как он смог как-то успокоиться и осознать присутствие Рё, чтобы не орать о том, каким он был безумцем.
Это обернулось выгодой для его обожаемой Ран, потому что Каме суетился над ней на ту самую минуту дольше, чем обычно, всё это время чувствуя себя ужасно виноватым за своё лицемерие и её тактическое использование. Не то чтобы она возражала, но всё же.
Он пытался почесать её брюшко особенно приятно.
Но дополнительная минута ушла на то, чтобы его щёки перестали вести себя как странные поклоняющиеся Рё светофоры.
Он мог бы так не стараться, в конце концов.
Следующее, что он осознал - это Рё вокруг него.
И теперь весь Каме был странной поклоняющейся Рё рождественской ёлкой.
Это было только вчера?
А кажется, целую вечность назад.
И теперь ему так нестерпимо холодно.
Каме полностью уверен, что сегодня он не будет воплощением рождественской ёлки против своей воли.
Потому что.
Пока, сучка.
Он мотает головой с пустой решимостью, осознавая, что она ужасно болит, вставляет ключ в замок (чёрт, его пальцы почти не гнутся) и открывает дверь.
Он ненавидит себя за такую твёрдую надежду, несмотря ни на что.
На коврике у двери нет кроссовок.
Ну конечно, нет.
Рё нет.
Зато Ран вне себя от радости, что он дома. Безумно счастлива его видеть, почти чрезвычайно счастлива. Почти так, будто знает, что её хозяин сейчас вроде как умирает внутри, и она думает, что лучшая экстренная мера продержать его на этом свете ещё немного – это вилять хвостом со скоростью света.
Каме решает провести ещё по крайней мере 5 минут балуя её вниманием.
Он может себе это позволить. Никто не стоит рядом, облокотившись на стену, никто выразительно не дуется и не требует к себе всё внимание, будто это его право по рождению, и он родился в королевской семье.
Так что Каме добросовестно почёсывает брюшко собаки.
И витает в облаках.
Снова.
Ну, должно быть, время быстро пробежало, он, должно быть, поглаживал его маленькую радость гораздо больше, чем 5 несчастных минут, чтобы она устала от этого и устремилась на кухню, покачиваясь на ходу и многозначительно оглядываясь на него. Самый воспитанный способ попросить себя покормить теперь, когда она уверена, что он не собирается помирать, по крайней мере, не на коврике у двери.
Каме медленно поднимается и следует за ней на кухню как зомби.
Он ещё больше себя ненавидит за этот осколок абсурдной надежды, колящий его в сердце на долю секунды перед тем, как он заходит на кухню.
И так же в любую другую ночь.
Временно.
Если вообще когда-нибудь…
Невыносимо об этом думать.
Поэтому он и не думает.
Кухня такая же, как и вчера вечером.
И яблоко, которое он вчера кусал.
Оно всё ещё гниёт на столе. Ему внезапно страшно его трогать, и он не знает почему. Поэтому он трогает. Каме всегда пытается делать именно то, чего он больше всего боится, потому что он больше не ребёнок. Он никогда и не был ребёнком или, по крайней мере, не помнит, что был им. А что взрослый, коим он является, крепко держит в руке фрукт, в яблоке же нет ничего страшного, и затем он неспеша подходит к мусорному ведру и спокойно выбрасывает яблоко.
Вот.
Видишь?
Ничего ужасного.
Это было просто.
Он достаёт корм для Ран и насыпает его в её миску. И Ран очень счастлива.
Каме хочется быть собакой, чтобы самым ярким событием дня было его кормление.
Хмм… Ну, может, он и не очень хочет быть собакой. Эта коричневая хрень, называемая собачьей едой, выглядит довольно ужасно. И если у Каме проблемы с нормальной человеческой едой, то, возможно, он не хочет иметь дело с ужасной коричневой фигнёй из собачьей миски, как бы ни была красива эта миска. И она красива, Уэпи.
Чему Каме завидует (если прекращает об этом думать), так это тому, что у Ран есть её самое яркое событие дня.
Но это лишь мысль. Одна глупая мысль из тысячи, которые поминутно пробегают в его голове. И он точно не собирается из-за этого завидовать.
Завидовать собаке - это же нелепо.
Боже.
Он садится за стол.
Открывает банку, кладёт еду в миску и ставит ту на пол. Эти простые манипуляции, кажется, высосали из него всю энергию.
А может, это сделало выбрасывание яблока.
Каме задумывается.
В этом состоянии он вяло вытягивает вперёд руку.
Берёт свежее яблоко из вазы. Он понятия не имеет, зачем это сделал. Сегодня он точно не голоден. Но делает это. Кусает яблоко, жуёт, проглатывает. Повторяет процесс.
Кусает, жуёт, проглатывает.
Чертовски больно, когда оно проходит через его горло, попадая в желудок.
Но всё же.
Он уже съел целое яблоко, вплоть до дурацких семечек, которые делают ещё больнее.
И почему-то в ожидании смотрит на дверь.
Что-то внутри него так по-детски вопит, что он съедает целое грёбаное яблоко. Так почему же Рё не возвращается? И размышляя, даже с ещё бОльшим детским предрассудком, что, погодите, может… точно, одного яблока недостаточно. Он должен съесть все. И, может быть, тогда Рё вернётся.
Это дельная мысль, не так ли? Да. Это дельная ребяческая мысль.
Так что он сделает это. Съест яблоки. Все. Но, может, не сегодня, потому что для него слишком съесть сегодня даже ещё одно.
Лишь первое съеденное яблоко абсолютно его вымотало, и вообще он устал.
Но завтра. Завтра он сможет. Съест ещё одно.
Он сделает всё, что угодно.
По яблоку в день... Разве нет такой пословицы? Она предполагает держать доктора подальше, правда? Скучная пословица*. Она ни капельки не интересна Каме, его здоровье, если не удерживает его от выступлений и работы. Но что-то ребяческое, что без его ведома было в нём всё ещё живо, требует чего-то, что угодно, в чём можно найти поддержку, как человек, отравляющий другим удовольствие. Поэтому Каме по-детски выбрасывает часть пословицы, которая ему не нравится, и придумывает себе новую с упоминанием яблок, подходящую для него и Рё.
Яблоко в день...
Что-то ребяческое внутри ждёт, задержав дыхание.
Но подождите. Не так просто сочинить пословицу. Большинство из них придумывались веками.
Яблоко в день...
Заставит твоего парня...
Остаться?
Гм.
Каме знает. Это совсем не логично. Нужно сказать ‘заставит твоего парня вернуться к тебе’. Самонадеянно. Рё даже всё ещё его парень. Ну, если допустить, что он вообще был его парнем, а Каме никогда не был слишком уверен в этом факте. Но всё это слишком сложно, чтобы включать в одну пословицу. Пословица должна быть проста и красива. Плюс, рифмы не будет. Так что он оставит так: «Яблоко в день заставит твоего парня остаться» (‘An apple a day makes your boyfriend stay)’. Хреново, но это потому что он сочиняет мало лирики, не то что Рё. Потому что он отстой в этом деле, не то что Рё, который так офигенно одарён, который такой офигенно классный в написании стихов, которые потом прячет в дальние ящики и которые Каме случайно находит и потом тайно читает, потому что он сделает всё лишь бы лучше понять Рё. И затем эти стихи застревают у Каме в голове как клей целыми неделями, эти прекрасные тайные стихи, и он восторгается их стилем и смеётся над какой-нибудь умной игрой слов, которую наблюдает, и гадает, о ком они, потому что они часто об одном человеке, и это очевидно. Хоть он и знает о ком. Над этой частью тайной лирики Рё он втайне плачет в ванной. Это хорошо, правда? Что он не может обсудить эти спрятанные и случайно найденные стихи с Рё, но теперь это не важно.
Не важно, что Рё сейчас, возможно, собирает материал для новых тайных стихов о человеке, о чьём имени он даже не может заставить себя подумать, будто оно похоже на… на… на имя Волдеморта. За исключением того, что он мечтает, чтобы оно было вполовину так же ужасно, как у Волдеморта. Или на треть. Четверть тоже подойдёт. Но оно не ужасно, совсем нет. Оно невероятно свежо и мило и даже не нужно над ним работать. Что несправедливо. Жизнь несправедлива.
Но это не важно.
Потому что магия пословицы всё это сотрёт. Она сделает его объектом песен Рё.
Каме прекрасно знает, насколько он инфантилен, придумывая жалкие пословицы и всякую хрень. Что потом? Детские стишки? Он знает, и ему всё равно, потому что инфантильность даст ему... он быстро считает яблоки в вазе. Даст ему всего 6 дней перед тем, как придётся столкнуться с фактом, что его жизнь будет так же пуста, как в дальнейшем его желудок.
-------//------
Вторничное яблоко сделано из картона.
В среду – из штукатурки.
В четверг оно до невозможности горькое, и Каме вспоминает тот первый укус его первого яблока. Он вспоминает насколько он был сладок, хрустящ и приятен.
В пятницу… он даже не хочет знать, из чего сделано пятничное яблоко. Но всё равно его съедает.
Субботнее яблоко по вкусу незначительно приятно, за что он благодарен. Он может кусать, жевать и глотать его, пялясь в пространство.
Все эти яблоки превращаются в холодный кирпич, оказываясь у Каме в желудке.
И ни одно из них не возвращает Рё.
А сегодня уже воскресенье.
И конец дня. Это конец (работы, но об можно не говорить) недели, конечно. Этой недели. Всё заканчивается сегодня.
В вазе осталось всего одно яблоко.
Каме смотрит на него.
Это самое одиноко и депрессивно выглядящее яблоко, которое он когда-либо видел в своей жизни.
Он чувствует неожиданную волну жалости к фрукту, потому что собирается его съесть. Он сделает это. И когда яблоко будет съедено, а Рё не вернётся, значит, всё кончено.
И он больше никогда не будет есть эти грёбаные яблоки.
Никогда.
Каме страшно.
Он всё же протягивает руку.
И берёт красный фрукт.
Вгрызается в него. Жуёт, и это яблоко явно сделано из муки. Он проглатывает первый кусок как обычно, теперь это уже рутина, даже если это конец рутины, конец всего. И потом он останавливается, потому что больше не может.
Не может.
Он кладёт надкусанное яблоко обратно в вазу на столе, позволяя фрукту гнить. О чём он беспокоится? Всё равно не доест.
Собственное говоря, он никогда не будет есть что-либо ещё.
Пара загорелых рук появляется и обхватывает его собственные руки так, что он не может двигаться.
Он всё равно не мог пошевелиться.
Этот тихий, невероятно и отчаянно сильный взрыв эмоций парализует Каме.
Сработало?
Хоть он и не сумел, просто не смог доесть это последнее мучное яблоки, это не важно. Видимо, он съел достаточно.
Сработало.
Каме на миг выпадает из реальности, он обезумел от взрыва эмоций, и когда возвращается в реальность, их реальность, рядом с этим оголённым теплом. Из всех людей во Вселенной только один излучает такое тепло.
Рё.
Это сработало, он даже не думал, что сработает. И внезапно будто все эти яблоки, которые Каме не думая запихивал в себя, всё ещё все здесь, сидят в его желудке: картонное, из штукатурки, горькое, лучше всего забытое, чуть приятное, причиняющее боль. И в итоге они выливаются в гнев.
Каме в ярости.
-------------------------//------------------------------
Каме молчит.
Обычно ему палец в рот не клади. Скажет много чего, очень много, слишком, мать его, много. И это всегда раздражает Рё.
Но сейчас он молчит, и Рё обнаруживает, что даже когда Каме так себя ведёт, тот всё ещё может сводить его с ума.
- Я попользовался душем. Надеюсь, ты не против, - шепчет Рё в шею Каме, в его упрямую шею. Он может поклясться, она кажется такой невероятно упрямой под его губами. Но как только он это произносит, даже самому становится странно, как настолько банальные слова у него получились такими неизвиняющимися.
Каме продолжает молчать.
Ну и ладно.
Рё губами домогается уха Каме сквозь его теперь чёрные пряди. Он прекрасно игнорирует очевидное упрямство этого уха. Он целует его. Один раз.
Он что-то шепчет в сладко изогнутую ушную раковину:
- Я люблю тебя.
И тут же пугается. Очень сильно. Он не показывает вида, что испугался. Но он в совершенном шоке. Он понятия не имеет, как это случилось. Он точно должен был остановиться только на поцелуе. Ну, он мог бы применить неистовое целование Каме, в зависимости от его реакции. Быть ему упрямым или не быть, вот в чём вопрос. Единственный вопрос. Других не было, несомненно не стояло вопроса относительно этой фигни про «люблю».
И именно это имел в виду.
Потому что Рё осознаёт, что правда любит.
Имеет в виду.
Точно-точно.
Любит эту напряжённую, глупую, хрупкую, неподвижную статую человека.
- Я поражён, - говорит статуя бесцветным голосом, которого Рё никогда не слышал от Каме, но они никогда и не ссорились до такой степени, так что, наверное, это просто тон Каме, называемый ты-меня-бесишь-мой-придурочный-парень. Не о чем беспокоиться, это даже в какой-то степени мило. Или просто Рё сейчас так наполнен своей только что осознанной любовью, что находит Каме чрезвычайно очаровательным, включая его упрямство и бесцветный голос. - Правда, Рё. Что угодно лишь бы не извиняться.
Рё разворачивает его к себе.
В теперешней их позиции невозможно не вспомнить, как они обновили кухонный стол, и то обновление было достаточно запоминаемый. По крайней мере, Рё считает, что это невозможно забыть, особенно после целой недели сводящего с ума воздержания. Но он точно не уверен, что происходит в голове у Каме прямо сейчас.
Он уверен в одной вещи.
Он ни разу за всю свою жизнь не видел такого упрямого подбородка. И это считая те разы, когда он любовался собой в зеркале, ага.
Рё просто не знает, что сейчас делать с Каме.
Он ведь не может убить человека, которого любит, да?
Да?
- Надеюсь, ты расслышал, Каме, потому что я больше не буду этого повторять.
- Да, расслышал. Ты сказал, что любишь меня. Уррра! Это легко сказать. Легко, твою мать! Я говорил это. Я говорил это чёрт знает сколько раз чёрт знает скольки людям, и в основном это была неправда, а иногда правда, почти. Это просто слова, ясно? Они срываются с языка. Запросто. Твою мать, я же говорил их тебе, да?! Хотя не думаю, что ты заметил, ни разу.
Теперь его прорвало, слова холодно срывались с чувственных губ Каме и задевали губы Рё этим совершенно уместным тёплым дыханием. Оно пахло яблоками.
Рё почувствовал, как по его обнажённой спине побежали мурашки.
Неужели Каме правда внутри такой разочаровавшийся во всём? Как его внутренний пейзаж может быть такими заброшенными островками, лишёнными солнечного света, игривости и этой неразрешимой тайны аромата, который Рё просто не может не вдыхать с момента, как начал высасывать из него как какой-то ненасытный вампир, потому что вдыхания запаха Каме было мало для полного удовлетворения, через некоторое время ему хотелось больше, ему это было необходимо, и теперь это облако вокруг Каме, его аура, представляет для Рё жизнь.
И до сих пор время от времени Рё ловит взгляд одного из тёмных островков внутри Каме, темнее, чем Рё может себе представить, совсем необычный вид темноты. Эти островки не просто тёмные, они ещё и абсолютно одинокие. Это пугает Рё всякий раз, когда он замечает один из этих тёмных и одиноких островков на карте внутреннего ландшафта Каме. Его беспокоит, что они могут увеличиться, распространиться, сожрать его обожаемого парня изнутри.
Его беспокоит, что жизнь медленно покидает Каме прямо у него на глазах.
Его беспокоит, что частично это его вина.
Возможно, больше, чем частично.
Возможно.
Рё знает. Каме – тот, кто отдаёт. Он отдаёт и отдаёт, жертвует. Не только Рё (к сожалению). Всю его живость и экспрессивность – всё это он отдаёт Ран, джоннисам, фанаткам, всем, а что до себя…ну, он фактически ничего себе не оставляет. Просто забывает.
И зная это, Рё всё-таки это делает. Постоянно просит дать ему больше. Требует. Ему всё время не хватает Каме. Теперь это официально, теперь можно нормально сформулировать мысль: всё потому что он, твою мать, любит Каме. И его любовь, хоть и искренняя, возможно, не самая лучшая и утончённая в мире. Это любовь Нишикидо Рё. Вбей это в свою упрямую голову.
Но она есть.
Любовь.
- Я никогда этого не говорил, Каме. Никому.
Голос Рё дрожит от того, сколько он вкладывает в свои слова.
Твою мать!
Он нашёл себе столько оправданий, чтобы никогда никому не признаваться в любви. Обязанность признания внушала столько ужаса. И если бы не Каме, вынудивший его почувствовать все эти грёбаные чувства, никогда бы и не пришлось. Никогда. Но волнует ли это Каме? Показал ли тот хоть маленький кусочек уважения? Чёрта с два! Нет, он просто продолжает двигаться вперёд и заставляет Рё почувствовать всю гамму чувств.
Кстати, тут надо выбирать между двумя вариантами: отомстить и запихать эти кровавые чувства в эти три слова и сильно ударить этого идиота ими в самое сердце (так сильно, как только возможно) или глубоко их в себе зарыть, в такое богомерзкое место, о котором он не любит думать, но которое, тем не менее, существует, вместе с его остальными подавленными чувствами, уже гниющими там. Он пытался воплотить второй вариант, всеми силами всю неделю пытался пойти по второму пути, но эти чувства так и не заткнулись. Они царапали стены, делая их тонкими и чувствительными. Они заставляли Рё страдать, пока не просочились сквозь трещины, и теперь Рё больше не может их игнорировать. Он почувствовал, что грядёт чёртово наводнение, и вот таким образом он обнаружил себя здесь, смиряясь с вариантом номер один, он же «действуй как романтичный олух».
- И мне жаль, что я не умею извиняться. – Каме уже заставил его сказать эти три слова. Но фактически, ему ничуть не жаль. Он снова наносит удар в сердце Каме тремя короткими словами, которые теперь на самом деле может сказать. Да, он делает это немного беспричинно. - Но я правда тебя люблю, понимаешь?
Это даже не то самое ‘в любви и на войне все средства хороши’, потому что Рё просто не понимает этого выражения. Любовь – та же война, не так ли? Или это он только такой особенный, по военному подходит к слову «любовь»? Во всяком случае, теперь, когда он сказал эти три слова один раз, он вроде как получает от этого удовольствие. Должно быть, адреналина в крови полно.
И это срабатывает.
Сначала слегка дрожит упрямый подбородок Каме. И эта дрожь распространяется. Теперь Каме дрожит весь, зажатый между Рё и столом.
Хотя сразу же не говорит три ответных слова Рё. После нескольких секунд безмолвия, которые Рё великодушно ему дарит. Потому что, да, если сам Нишикидо Рё признается тебе в любви, это должно быть достаточно мощно, чтобы осознать сразу. Рё начинает чувствовать, что что-то может быть не совсем так.
Теперь Каме низко наклонил голову, и его шевелюра из тёмных волос не блестит так сильно, как световой отражатель.
- На этом месте по сценарию ты должен сказать, что тоже меня любишь. – Рё не прибавляет «ты, маленький дурачок», только в мыслях. Но в мыслях это звучит действительно громко. – Я думал, ты отыграл в достаточном количестве мыльных слёзовыжимательных дорам, чтобы знать, как обычно выглядят сцены признаний.
Ryo v.s Ran
Автор: kamexkame
Перевод: johnnys heir
Пейринг: РёКаме
Рейтинг: PG-13
Саммари: Ран ревнует к Рё. Или он просто так думает. Между тем, Каме – ходячий секс. Или мы просто все так думаем. Погодите, это ж правда!
Ран ревнует к Рё.Ран ревнует к Рё.
Рё может это определить лишь по одним её глазам, огромным и завистливым. Они сильно напоминают ему две маленьких лужицы гадости.
Фуу...
Честно говоря, он вполне в состоянии понять, почему она. Может. Ревновать. К нему. У неё на то есть все причины.
Всё-таки она уродливая сучка, а он Нишикидо Рё.
- Ты уродлива, - говорит ей Рё прямо в глаза, потому что когда предоставляется выбор снизить напряжение либо усилить его, угадайте, что бы выбрал Рё. А потом вспоминается, что обычно он говорил это Каме, и посмотрите, куда это его привело.
В той самой квартире Каме, на его кухне, как одинокий идиот, Рё разговаривает с этой уродливой сучкой в ожидании возвращения её хозяина, чтобы хоть как-то успокоить желание супер секса с этим бывшим бусаем, превратившемся в его бойфренда.
Он не хочет пойти той же дорожкой и с Ран, хотя технически это привело бы всё в ту же квартиру. Ведь Рё прекрасно знает, что Каме и Ран живут вместе. На секунду он позволяет этому альтернативному сценарию возникнуть в его голове и вполне может представить Каме в качестве этой драгоценной сучки, но тут же – тпру! Он останавливает сценарий на этом месте, потому что на самом деле не думает, что Ран может настолько суперски обеспечить ему секс, чтобы сделать её своей девушкой. Он даже думать об этом не хочет.
Кроме того, ему не нужна девушка. У него ведь есть уже парень, который даже выглядит как девушка.
- Беру свои слова обратно, - сообщает Рё Ран. – Ты не уродливая, не совсем. Скорее отвратительная.
Лужицы гадости мерцают болью а-ля Леди Ди, но Ран продолжает хранить молчание.
- О, - говорит Рё, и его голос звучит слишком громко в тихой кухне. - Понял. Ты даже не собираешься удостоить меня ответом, а? Даже не тявкнешь? Только не пеняй на то, что твоя внешность может быть обманчива, моя дорогая, и будто ты лишь кажешься сучкой, но в глубине души настоящая леди, да? У тебя есть педигри, вот и жуй. Не то, что мои другие тёлки... Они притворяются леди, а на самом деле настоящие сучки. Маленький сноб.
Рё раскрывает свой журнал на особенно выразительной странице, чтобы лужицы гадости могли в полной мере шокироваться псевдо-НЦшным содержанием, так их! Конечно, они не шокированы. Им даже ничуть не интересно.
Последние 3 часа Рё сосредоточенно раздумывал над просвечивающим лицемерием женского белья, натянутого на женскую плоть и чаще всего приходил к выводу и недоумевал, почему такое количество едва прикрытых грудей и интимных мест женщин так сильно заставляют его думать о Каме. Это и привело его к тому, что он впервые весь вечер смотрел на Ран. Он хотел узнать, сможет ли наблюдение за чем-то реально уродливым решить его проблему.
Но, оказалось, что даже неотрывное смотрение в лужицы гадости Ран не в силах избавить его от мыслей о Каме. А Каме, несмотря на свои заявления, что у него с Ран одинаковый цвет волос, даже и близко не выглядит как Ран. Боже. Каме, очевидно, проводит слишком много времени с Джином, чтоб его. Не то, чтобы Рё ревнует. Ничего подобного. Ни капельки.
В конце концов, Рё вынужден уступить и признать, что все эти их женские прелести и сами эти стервы всё равно заставляют его думать о Каме.
И он думает.
В последнее время постоянно.
Он постоянно думает о Каме.
Он постоянно думает о Каме, потому что думать о Каме – это всё, что он может.
А Каме никогда нет…
Дверной замок щёлкает и открывается.
Каме здесь.
Ран уже подскочила в совсем неподобающей леди манере, думает Рё, но зато это даёт ей преимущество, а уши взлетают с двух сторон от её уродливой заострённой морды. Как какая-то уродливая циничная версия слонёнка Дамбо, она вылетает из кухни и несётся через маленький коридор поприветствовать своего дорогого хозяина.
Рё точно не знает, почему он тоже вскочил на ноги и понёсся за Ран, будто соревнуясь в этой тупой гонке и даже желая победить, но Ран быстрее. Скорость собаки будто сверхзвуковая.
И конечно, Ран первая.
Рё останавливается у двери на кухню и небрежно облокачивается на стену.
Ран прыгает вокруг Каме.
Каме. Здесь.
Все эти палки, из которых состоит его тело, здесь, на пороге, так же невероятно собраны, как и в последний раз, когда Рё его видел. И его блестящие волосы тоже здесь. Шерсть Ран, несомненно, ни в какое сравнение с этими волосами. И его голос тоже тут, ровно в 23:27, странно и довольно хриплый из-за усталости. Рё точно знает сколько времени. Он хорошо знает каждую минуту, прошедшую сегодня с 21:07, и каждую из них ненавидит. Вплоть до этой. Эту 27-ю минуту 23-го часа он любит.
А точно ли?
Каме ещё не взглянул на него, но… эй, он точно счастлив видеть чёртову Ран! Бред, но так и есть.
- Привет-привет-привет! Моя девочка. Сильно скучала? Что? Так сильно?
Его слегка узловатые руки гладят, почёсывают и похлопывают брюхо этой сучки. А потом они похлопывают, почёсывают и гладят её не только там. Рё снова ненавидит минуты, причём сильнее, чем раньше. Теперь он даже секунды ненавидит.
Но суматоха взрыва радости по поводу этой уродины, наконец, заканчивается.
Каме быстро поднимает глаза.
- Привет, - произносит он. Рё получает лишь одно «привет», в отличие от трёх «привет» Ран. Не говоря уже о поглаживаниях и так далее, коих вообще не сосчитать.
Плюс ко всему, голос Каме звучит застенчиво.
Они встречаются 3 месяца, у каждого есть ключ от квартиры другого, и справедливости ради будет сказано, что они знают все эрогенные зоны друг друга (у Каме это всё, нафиг, тело). А тут он стесняется! Конечно, нельзя с уверенностью сказать, что они насмотрелись друг на друга за эти 3 месяца. Причём, в прямом смысле насмотрелись. Потому что они, конечно, видели друг друга, но в библейском восприятии. Полностью. С головы до ног.
Каме разувается. Он шевелит пальцами ног. Рё думает, как он хочет поближе с ними познакомиться.
- Ты поел? – он заставляет себя задать этот вопрос, потому что груда палок, из которых состоит Каме, определённо выглядит сомнительнее, чем в последний раз, когда они виделись. Правда, тогда она тоже выглядела довольно сомнительно.
- Да, я ел на съёмках.
Рё решает ему поверить, потому что сам эгоист и не хочет тратить четверть часа впустую, заставляя Каме изображать глотание нескольких кусков чего-то, чего (они оба знают) тот в итоге всё равно не съест.
- Хорошо, - говорит он. И в три шага преодолевает разделяющее их расстояние, оказываясь перед Каме, поднимает его пугающе лёгкую тушку и целует со всем своим чувством собственничества.
Это дорогого стоит.
- Ран, - говорит Каме, когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха.
«Он не назвал меня только что именем этой сучки» - говорит себе Рё. Но всё же лучше прояснить ситуацию. Он вносит ясность более собственническими поцелуями.
- Я не был, - поцелуй в ухо, – и никогда не буду, - поцелуй в шею, – твоей сучкой, Каме, – французский поцелуй.
- Рё, - вскоре произносит Каме. Его голос больше не кажется застенчивым. Он звучит чертовски возбуждённо.
«Так лучше» - думает Рё. – «Намного».
- Мне нужно накормить Ран.
И это настоящий облом.
- Я уже накормил.
Он не врёт. Технически нет. Он накормил её огромной порцией чистой неприязни.
- Из коробки Canigood, - поцелуй в верхнюю губу, – которая слева, - атакующее посасывание нижней губы, - в шкафчике?
- Да. Именно.
И потёрся носом о нос парня. Скользнул руками вниз, в джинсы Каме.
Теперь он точно врёт. Но пока он получает удовольствие от Каме, все сучки в этом мире могут умереть от голода.
- О… О, Боже.
Каме совсем забывает про Canigood. Про Ран. Про всё, что не связано с Нишикидо Рё. Рё может это сказать. И да, это однозначно здорово. Он кусает Каме в шею, чуть повыше плеча, и видит леди сучку, смотрящую своими маленькими влажными глазками на их объятия с вожделением. Её влажный нос с упрёком подрагивает. Рё крепко сжимает миниатюрную задницу Каме. Маленькое исчадие ада показывает ему свои клыки. Рё, в свою очередь, показывает ей язык перед тем, как придумать даже лучший способ досадить сучке, используя этот орган. Он запускает его в ухо Каме, а затем убирает. И так несколько раз подряд. Сучка издаёт расстроенное поскуливание, которое Каме не слышит, так как сам издаёт кучу стонов, которые звучат с таким желанием, что Рё забывает всё, что не связано с Каме, включая уродливую сучку, обладающую расположением его парня. Руки Каме остервенело шарят по его телу, будто никак не могут решить, где же остановиться.
Будто они должны быть везде.
Иногда Рё не сильно возражает насчёт неспособности Каме, наконец, решить.
- Пойдём на кровать, – в голосе Каме не слышится ни капли неуверенности. В этом вопросе его разум, похоже, уже всё решил.
- Я возьму тебя прямо здесь, - шепчет он в ухо Каме, потому что (и это хорошо известный факт) Рё склонен противоречить людям. Особенно когда речь идёт о его парне, заставившего его ждать почти целую вечность.
- Но я хочу чувствовать тебя на мне, пока мы трахаемся, – защищается Каме, и его голос очень сексуально запинается.
- Хорошо, - отвечает Рё, потому что (и это не такой известный факт) он склонен уступать, когда люди ведут себя так, что их действительно хочется трахнуть.
Рё знает: из всех людей только Каме ведёт себя именно так.
По пути в спальню Рё наступает на хвост Ран, но только потому, что сучка сама нарочно попалась под ноги, понятно? Она взвизгивает, будто он, конечно, сделал это специально, и ей почти удаётся привлечь к себе внимание Каме.
Почти.
Язык Рё способен отвлекать Каме бесконечно.
В любое время.
Как сейчас.
Он захлопывает за собой дверь, и Ран остаётся снаружи.
Нишикидо Рё выиграл, сучка.
Он подминает свой любимый мешок с костями под себя, раскладывает на кровати, долгое время играет с ним и затем занимается с ним любовью.
Рё знает, с другой стороны двери Ран, должно быть, сходит с ума от негодования, беспокойства и ревности. Он думает, в каком свете она его представляет – как злую-презлую тварь, периодически заставляющую её хозяина кричать. Очень громко.
Ну, в итоге это довольно точное определение.
2 глава
- Я не буду спать с этой штукой! – заявляет Рё тоном, не терпящим возражений. – Она странно на меня смотрит.
Уродливая собачонка злого рока скребётся в дверь, прося пустить в их постсовокупительное убежище. Она, скорее всего, уже довольно давно это делает. Они не слышали раньше, занятые удачными попытками заставить Каме кричать. Но сейчас это ясно слышно. Сейчас крики и следующие за ними тяжёлые вздохи улеглись лишь для того, чтобы образовать облако эйфории над кроватью, лениво капающее эндорфинами на их запутанные тела.
Скрёб, скрёб, скрёб…
Рё почти чувствует, как маленькое нежное сердце Каме колотится, выражая сожаление в ответ на несчастный звук, который эта ловко манипулирующая хозяином сучка, наверное, тренировала весь день.
Каме даже немного дёргается, будто готов вырваться из сплетения их замечательно обессиленных конечностей.
Рё хмурится.
Разве он не выиграл эту битву чуть ли не век назад?
За дверью Ран продолжает свою игру. Трижды поскрестись, пауза, жалостливое поскуливание. Сейчас.
Ну лааадно.
Рё понимает.
То, что сейчас было, только первый раунд.
- Не зови Ран «этой штукой», серьёзно замечает Каме, потому что он правда, на самом деле, честное слово, принимает такие вещи близко к сердцу, чтоб его. – Её зовут Ран. Только не говори мне, что она тебя домогается, когда меня нет. – Хотя тут Каме несерьёзен. В его голосе сквозит смех. На самом деле даже есть возможность, что он расслабился до такой степени, когда не думает дважды или трижды, как обычно, перед тем, как довести Рё. – Я тебе не верю. Ран насилует только мои ноги. Она бы не стала мне изменять.
Рё мечтает, чтобы Каме не был так чертовски мил, приятен и мягок, когда совсем расслаблен, хотя знает, что это частично и его вина. Ладно. Полностью его вина. Осака Секси Мэн возьмёт на себя ответственность за свои действия. Каме никогда так не расслабляется, если это не заслуга Рё.
До невозможности расслабленный Каме обычно делает Рё невероятно удовлетворённым.
Просто так и работает уравнивание.
Вот, это и сейчас происходит. Он может чувствовать как широченная улыбка, от которой не может сдержаться, растягивает его губы.
Тёмные глаза Каме перехватывают один из этих осторожных, но частых и быстрых взглядов на лице Рё, и вот, они замечают усмешку. Ну как это упустить? Теперь это забавная ухмылка.
Он импульсивно подаётся вперёд, чтобы оставить поцелуй на зубах Рё.
Он так часто делает, когда они наедине.
Целует его улыбку.
И каждый раз, когда он это делает, Рё чувствует что-то неописуемое.
Он не уверен, что это вполне нормально.
Когда тебя не целуют в улыбку.
От такого поцелуя чувствуешь себя до сумасшествия счастливым.
- Если подумать, я мог бы понять, домогается ли она тебя, - Каменаши Казуя что, дразнит Нишикидо Рё? Нишикидо Рё правда настолько этим наслаждается? - В смысле...
Каме почёсывает нос о плечо Рё, что вообще-то бессмысленно, но, тем не менее, заставляет Рё почувствовать мягкость и теплоту.
- Фак! – говорит Каме. Он явно забыл, что значат его действия. Это поддразнивание, но его нос поднимается выше по изгибу плеча и теперь блуждает по шее Рё. Затем Каме пощипывает парня за ухо, и с каждой секундой смысла становится всё больше и больше.
- Рё, - упрашивает Каме. – Прекрати меня возбуждать.
- И что не так? Я же ничего не делаю, просто здесь лежу.
Что есть маленькая невинная ложь. Он лежит, наслаждаясь каждой секундой внимания, если говорить точнее.
Каме устраивается на Рё. Ага. Все колоссальные 13 грамм, которые он весит в последнее время, но поразительно, сколько секса в них вложено.
- Да. Именно.
- Ммм, ладно, посмотрим. - Рё притворяется, что оценивает ситуацию, но, главным образом, он оценивает «активы» Каме. – Ты весь возбуждён. Напомни мне ещё раз, почему это плохо? Потому что, если ты не заметил, я готов и на большее.
Каме озадаченно делает паузу, и чуть наклоняет голову. Он явно что-то забыл…
Ран напоминает о своём присутствии.
Это уже другая её схема, но в сущности сходная с предыдущей.
Скреб. Потом три поскуливания. Скреб, скреб.
«Грёбаная, мать её, сучка!» - думает Рё.
Но Каме о ней вспоминает.
- Потому что, плохой мальчишка, - говорит он, - я бы ни за что не накормил мою девочку Canigood, даже если бы это осталось последней собачьей едой на Земле. И этого шкафа, из которого ты предположительно взял Canigood, никогда не было. Он не существует, не на моей кухне. Так что, - заключает он с торжествующей ухмылкой. – Я должен покормить Ран.
Скреб.
Одно поскрёбывание. Эта сучка даже больше не напрягается, потому что её уродливые уши, должно быть, уже уловили всё за баррикадой, в смысле дверью, и она осознаёт, что выиграла этот раунд честно и в сухую.
Лицо Каме светит радостью на угрожающе тёмное лицо Рё, явно пытаясь исправить плохое настроение, начинающее сгущаться в комнате, пока Рё не нахмурил брови окончательно, что есть очень плохое предзнаменование. Он наклоняется, пока они не соприкасаются.
- Кто тут ещё должен раздражаться? Это ведь не ты мне соврал, Нишикидо Рё. – Каме улыбается на сердитый взгляд, шепча это. – Кроме того, я очень ценю все твои усилия, направленные на то, чтобы бездумно меня трахнуть. Правда.
Рё хочет продолжать хмуриться. Честно. Он же может. Это же естественно для него. Обычно. Но Рё не может. Просто не может продолжать вести себя как чудак на букву «м». Только не тогда, когда Каме так ублажает его эго.
- Правда?
Он понимает, что ему остаётся только ублажать что-нибудь в Каме в ответ.
- Эй. Эй, эй, эй. Руки прочь. Я сейчас пойду накормлю Ран, потом вернусь, и ты можешь... ты... о, чёрт!
- Сделать так?
Веки Каме трепещут, пока он пытается сконцентрироваться.
И терпит неудачу.
- Займись со мной сексом, – виновато шепчет он, и его глаза теперь закрыты. Он сглатывает и, возможно, пытается проглотить свою вину, но опять терпит неудачу, потому что виноватый Каме правда похож на прекрасную каплю драгоценного камня, украшающего его длинную изящную шею. Так что её нельзя проглотить. Да, Рё собирается до предела насладиться игрой с этой прекрасной безделушкой перед тем, как её расстегнуть.
Комнату снова начинают наполнять восхитительные звуки.
Из-за баррикады больше не слышно никаких поскрёбываний.
Нишикидо Рё снова выиграл.
Нишикидо Рё всегда побеждает.
И ухмыляется, сучка.
И ловит ртом воздух.
<3
Каме смотрит в маленькие лужицы гадости, являющиеся глазами Ран и пытается не чувствовать себя монстром из-за того, что поддался искушению вместо того, чтобы её накормить.
Опять неудача.
- Прости, радость моя. Мне так жаль. Просто… Я... ммм... задержался, знаешь...
Она знает. В том и проблема. Он может поклясться, что лужицы гадости выглядят травмированными. Он взъерошивает свои волосы и напрягает мозги, пытаясь вспомнить, какие сцены ей пришлось наблюдать, перед тем, как они с Рё добрались до кровати.
Упс.
Дорогая.
И ей пришлось всё это слушать. Собаки, у них же такой чувствительный слух, да? Притом, что они с Рё даже не пытались убавить громкость.
Твою ж мать, соседи тоже должны были услышать, хоть у них и всего лишь человеческий слух.
И под ‘соседями’ в этом случае понимаются все люди, живущие в радиусе трёх районов вокруг его квартиры.
Так что да, Ран должна была слышать.
Он краснеет.
Он очень смущённо похлопывает Ран по мягкой голове и затем быстро вскакивает на ноги и идёт по холодному кафелю кухни. Он подходит к правому шкафчику и достаёт из него жестяную банку «Can11», самое любимое угощение Ран. Она заслужила поощрение за супер долгое ожидание.
И за психологическую травму, прости Господи.
- И я не думал, что мы настолько задержимся, - говорит он, открывая банку. Он понимает, что это всё отмазки, но всё равно их тихо проговаривает, несмотря на то, что храп, доносящийся из спальни, ясно даёт понять, что Рё крепко спит.
- В смысле, - продолжает он с выражением раскаяния, - я думал, что смогу улизнуть после первого траха, – он останавливается. Не стоит сквернословить при Ран. И вообще не нужно обсуждать свою половую жизнь со своим питомцем.
Ран, наверное, не хочет знать, что Рё для Каме как «Can11» для Ран.
- Я плохая мамочка.
Он наполняет миску, которую Ран получила от Уэпи. Уэпи – крёстный отец Ран. Ну, Каме мысленно обращается к нему как к крёстной фее Ран. Но если Уэпи узнает об этом, тот тут же пошлёт его в глубокий нокдаун. А затем удочерит Ран и будет о ней заботиться. Потому что, честно, нельзя и мечтать о лучшей крёстной фее для этой обожаемой собачки, о чём свидетельствует множество подарков, которыми Уэда балует Ран. Ага, не то, что Каме. Он плохая, очень плохая мать. А вот Уэпи просто замечательная крёстная фея.
- А ты такая умница, что всё это терпишь.
Он почёсывает спинку Ран, ставя перед ней миску с едой, и затем осторожно облокачивается на стол, наслаждаясь восхитительным зрелищем. Ран с удовольствием жуёт, в конечном счёте, бедная несчастная девочка. Она с жадностью глотает пищу, но он уверен, она бы не хотела, чтобы он это так называл. Он мысленно исправляет фразу на «изящно проглатывает». Всё же оно достаточно быстро и яростно, это изящное проглатывание, что выглядит даже умилительнее.
Он наблюдает, как она заглатывает куски настолько изящно, насколько ей по силам. Он счастливо улыбается, чувствуя себя при этом ещё чуть более виноватым из-за мысли, что чем быстрее она всё съест, тем быстрее он сможет вернуться к Рё в постель, и остаться там. И ничего не может с собой поделать.
В этот час ночи кухня похожа на иглу, если говорить о температуре, и Каме уже представляет, как сонный Рё будет ворчать, как старик из Осаки, когда ледяные ноги Каме коснуться его. Правда, вскоре они нагреются; сонный Рё не только самый ворчливый старик из Осаки на Земле. Но и самый тёплый. И самый горячий. И самый сексуальный. Вне всяких сомнений.
Ран где-то на полпути от изящного проглатывания всего её ужина окончательно. И она явно им наслаждается, что видно по радостному вилянию её хвоста, означающему её ощущение близости к собачьему раю. Наверняка она сейчас на седьмом небе от счастья. Может, она сейчас даже смогла бы сыграть супербыстрым хвостом в пинг-понг сама с собой.
И Каме раздумывает, кто бы тогда был победителем.
И хихикает.
Да, сегодня он немного чувствует себя мажорным идиотом.
Даже немного голодным.
Может, съесть одно из тех аппетитных яблок, выглядящих очень вкусно с отблесками красного, которые Рё (раз он больше никому не давал свои ключи, то сделал вывод, что это Рё – и настолько простые выводы никогда не согревали его в школе) купил и положил в фруктовую вазу, поставив ту на самое видное место в очевидной надежде искусить Каме.
Он почему-то не ожидал от Рё такого милого и заботливого жеста, но тот его делает снова и снова, часто и настойчиво доказывая Каме его неправоту.
Очень приятно так часто ошибаться, когда Рё прав.
Ага. Рё будет доволен, если Каме съест яблоко, думает Каме. Он, конечно, ничего не скажет, но заметит. И Каме может достаться дополнительный поцелуй или два за завтраком. А может, и больше. Может, даже один из тех божественно нежных поцелуев, которые Рё дарит с такой жестокой экономией (возможно, чтобы избежать лужи обожания, в которую превращается Каме, когда получает такие нежные поцелуи от Рё).
Точно, он съест яблоко.
Он решительно подходит к столу, дотягивается до обозначенного фрукта и впивается в него зубами.
Это сладкая хрустящая добродетель.
Ам.
И пока он жуёт, его взгляд отвлечённо падает на журнал, оставленный Рё открытым на столе.
Он проглатывает кусок, и это больно.
Он садится за стол немного изумлённым и, не зная того, на тот же самый стул, на котором Рё провёл весь вечер.
Чуть позже (он не знает, сколько прошло секунд или минут) Ран уже облизывает безжизненное яблоко в его руке. Она закончила своё «изящное проглатывание».
Каме, не отрываясь, смотрит в журнал.
Хотя перед глазами у него сейчас всё довольно размыто.
И он не двигается. Он остаётся там, в холодной кухне, а ноги становятся окоченелыми. Он не мог так сидеть и смотреть настолько долго, но всё же кажется, что он уже простудился. Потому что шмыгает. Твою мать, ему нельзя позволить себе насморк. Завтра будут снимать сцену поцелуя. И будет очень неудобно, если он добавит больше органических жидкостей в этот процесс, чем необходимо.
Ему действительно стоит вернуться в тепло родной кровати.
Но почему-то теперь он не очень хочет туда возвращаться.
Не к Рё.
К этой змее с горячей кровью.
Грудь Каме внезапно сотрясает тихий всхлип.
Его плоскую грудь.
Он кладёт недоеденное яблоко на стол, подхватывает удивлённую Ран и прижимает её к себе, ища утешения. Крепко, ещё крепче, очень крепко. И, кажется, она ничуть не возражает.
Что у него такая плоская грудь. Слишком плоская. Чертовски плоская.
- Это потому что ты правда меня любишь, - говорит Каме.
В ответ Ран облизывает его мокрое от слёз лицо
- Ты же любишь только меня, да? – шепчет он.
Он хочет быть уверенным.
Она ещё раз лизнула его лицо, и, может быть, она любит Каме и соль, и «Can11», и свою крёстную фею Уэпи, и подарки Уэпи. Определённо. Но Каме не против. Каме может с этим жить. С такой конкуренцией он может справиться.
Такая конкуренция не вызывает посреди ночи безумные, нелепые и слегка истеричные мысли в его уставшей голове.
Типа таких:
‘Может, мне увеличить грудь с помощью имплантантов?’
3 глава
Рё просыпается.
Рё просыпается в одиночестве.
То есть он уже по-царски раздражён всего лишь через секунду после пробуждения.
Что, теперь он даже не получит свой утренний трах, а то и два, хотя бы утренний поцелуй, а то и не один, перед тем, как Каме выполнит свой акт исчезновения?
Он знает, что несправедлив, и что если Каме по-тихому смотался, то причина должна быть в том, что он хотел, чтобы его любимый парень получил дозу сна, которой ему самому так сильно не хватает, немного драгоценного сна, от которого он отказывается ради вышеупомянутого бойфренда.
Но вышеупомянутый бойфренд всё равно не может не чувствовать себя чудовищно недовольным.
У него приступ плохого настроения.
Он же чувствует себя чертовски обделённым.
Каждый хочет себе кусочек Каме. Целый грёбаный мир. Ну что ж, мир, вот тебе утренний выпуск новостей: Каме просто не хватит на всех. И Нишикидо Рё тоже хочет Каме. Он хочет его больше всех. И он должен его получить. Потому что у Нишикидо Рё преимущество. Вообще-то, к чёрту преимущество. У него исключительное право. Каме – его парень. Каме – его. И не только кусочек. Весь Каме.
Рё вздрагивает, поворачивается, сгибается и дуется, пока в его поле зрения не попадают флуоресцентные цифры на будильнике. Стойте. Он на секунду прекращает метаться и вертеться, сгибаться и дуться. Что? Ночь ещё в самом разгаре. Ещё такая рань! Он даже и грёбаного часа не поспал.
Значит, Каме не уходил.
Он где-то здесь.
Может, (внезапно в Рё рождается надежда), может, он пошёл на кухню перекусить среди ночи или типа того. Рё чувствует, как сам уже самодовольно ухмыляется в темноте. Он постоянно пытается выдумать план побуждения Каме есть больше, но должен признать, что преуспевает в этом не так часто, как хотелось бы. И это его чертовски раздражает, потому что он совсем не привык проигрывать. Но, да, он бы сказал, что сегодняшняя попытка стимулировать беспризорный аппетит его парня вполне удалась.
Рё прямо хочется похлопать себя по спине, признавая победу.
Молодец, Нишикидо Рё.
Он перекатывается на спину и задумывается о поощрении Каме по возвращении в кровать за то, что тот, наконец-то, голоден.
...
Что должно произойти прямо сейчас в любой момент.
..
Может, он решил много съесть? И это здорово. Это потрясающе.
.
Ну и сколько времени может занимать полуночный перекус, мать его?
Рё отбрасывает роль терпеливого бойфренда вместе с одеялом и идёт узнавать, в чём дело.
Свет на кухне включён, и никого.
Он видит надкусанное яблоко, один нелепый укус, а оставшаяся часть лежит на столе, как произведение абстракции. Так что Рё догадывается, что, нет, Каме совсем не объедался ночью. Он фыркает при виде собачьей миски. Она тут раньше не стояла, иначе он бы точно фыркнул на неё раньше. Кроме того, она чисто вылизана. Рё задумался, была бы Белоснежка так суетлива и разборчива в отношении своих яблок, если вместо этого всё её внимание и усилия были сконцентрированы на кормлении уродливой скотинки.
Рё вздохнул и задался вопросом, куда же отправилась Белоснежка, и вдруг что-то услышал. А точнее, тихий звук из гостиной, и его кровь застыла в венах.
Он шагнул в тёмную комнату.
- Каме?
Он не хотел, чтобы голос звучал так раздражённо. Просто он так звучит, когда Рё мучается от беспокойства.
Хрупкая изящная фигура, обнимающая уродливую, уродливую фигурку на диване дёрнулась вверх, когда рука Рё нащупала выключатель на стене. Он щёлкнул выключателем, и комнату залило светом. Рё успел заметить, как Каме поспешно вытер свои покрасневшие глаза узловатой трясущейся рукой. Другая узловатая рука зарылась глубже в этот маленький уродливый комок шерсти из преисподней, инстинктивно крепче прижимая его к своей куче костей, называемой телом.
Почему Рё вдруг почувствовал себя отрицательным героем в этой сказке?
- В чём дело?
- Ни в чём.
Голос Каме звучал уязвлённо. А вид был упрямый.
Потому что он такой и есть.
Оба.
Прекрасно.
Рё понятия не имел, как справляться с такой специфической комбинацией. По сути дела, Рё довольно растерян относительно того, как справляться с Каме в целом вне спальни. А тут гостиная.
- Тогда какого чёрта ты посреди ночи ревёшь над этим уродливым пучком шерсти?
Вообще-то Рё подразумевал под этими словами: «если мой парень вынужден плакать посреди ночи (и я на самом деле предпочту обратное), я хочу, чтобы он делал это на моём плече, а не в обнимку с этим пучком шерсти.
Да, даже в такой смягчённой сахарной версии, которую он никогда не произнесёт вслух, Рё должен придраться к Ран.
- Хватит так говорить о Ран, ладно?! РАН! И я не ревел.
- Ну, ладно. Прости. Я перефразирую. Почему ты изящно всхлипывал?
- Рё, не издевайся.
В голосе Каме Рё уловил тот особый привкус добавленной соли и начал подозревать, что этот привкус мог быть связан с волной слёз, которую Каме сейчас едва сдерживает.
И это заставляет Рё себя чувствовать отвратительно.
Поэтому он и ведёт себя отвратительно.
- Я Рё, помнишь? РЁ. Естественно, я издеваюсь. И даже не пытайся изображать, что ты не знал об этом маленьком обстоятельстве, когда начал со мной встречаться.
Каме сглатывает грозящую вырваться волну слёз в один заход (чёрт возьми! это так мучительно) и осторожно кладёт Ран на диван перед тем, как снова взглянуть на Рё. Что это за выражение в его прекрасных покрасневших глазах? Рё понятия не имеет, даже не догадывается, что на него повлияло посреди ночи, но должен признать, что Каме смотрит на него с негодованием, одетый ни во что, кроме этого просвечивающего настроения, что позволяет Рё подсматривать за его уязвимостью...
И это по-настоящему возбуждает.
Рё может поклясться, даже соски парня выглядят так, будто тоже негодуют.
У Каме отвисает челюсть.
- Ты смотришь на мою грудь? – его голос сочится недоверием, замешательством. И намёк на то, что он тем или иным образом тут виноват, раздражает Рё. Это не его вина, что соски Каме располагают к фетишизму. Это определённо вина Каме. И ему следует научиться брать на себя ответственность за такие вещи.
- Какую грудь? – он ухмыляется, запросто отрицая её существование, хотя в то же время, по сути, восхищаясь ей. Он прекрасно владеет искусством словесного поединка, может врать даже глазом не моргнув. – У тебя её нет, чтобы о ней говорить, маленький бесформенный анорексичный ребёнок.
Если Каме пеняет ему на то, что он издевается, Рё так и будет себя вести.
Каме сжимает руки в кулаки. Его губы поджимаются, формируя на лице знакомую гримасу, а кто (кроме его трудного для понимания, иррационального бойфренда) так привлекательно гримасничает?
- Хочешь грудь?
Он достаёт что-то из-под подушки и швыряет в Рё.
Журнал сильно его ударяет и громко падает на пол.
С превосходным чувством сценического искусства он грандиозно открывается на той самой странице, на которую Рё тупо смотрел весь вечер, нетерпеливо представляя, что сделает с Каме, включая его соски, как только тот придёт.
В самом центре во всей красе изображена Лиа Дизон, принимающая всерьёз слово ‘разворот’ на 'развороте журнала'.
Ран презрительно взвизгивает.
- Ты рылся в моей сумке? – холодно спрашивает Рё
Один из основных принципов руководства «Как Быть Нишикидо Рё» - немедленно переводить стрелки на обвинителя, когда ты виноват.
Правда, некоторые стрелки не перевести.
- Ты оставил его на столе в раскрытом виде, Рё, - говорит Каме. Его голос немного дрожит.
- А...
Он мог. Вернее точно оставил. Когда услышал, что открывается дверь, он... Он не хотел, чтобы эта ничтожная Ран добралась до Каме раньше него, хоть она и победила, в конце концов.
- Ты поэтому сейчас плакал?
- Я не плакал.
- Изящно всхлипывал. Без разницы. Это глупо, – презрительно утверждает Рё. - Что? Хочешь сказать, что никогда не смотрел порно?
Каме краснеет до свекольного цвета, так что Рё моментально забывает, что эта ситуация, которая могла бы вылиться в их первую официальную ссору, сейчас в самом разгаре. Вау! Когда Каме краснеет, то краснеет везде. До самых кончиков своих определённо существующих грудей.
Это чертовски очаровательно.
И чертовски несправедливо. Каме зря рассчитывает на правильную ссору, если будет использовать такие методы.
Хотя кажется, Каме уже не думает ни о какой ссоре.
- Я... Я... Ну... Наплевать. Забей. - He бормочет и смущается. Рё мысленно отмечает, что в ближайшем будущем надо бы поискать запасы порнографии Каме, и затем вычёркивает эту мысль. На самом деле, пока Каме под ним так извивается, никакое порно ему не нужно.
Весь боевой запал покидает Каме, уступая место робости, когда он подходит к Рё и нерешительно кладёт руку на предплечье Рё. Тому интересно, это его воображение, или ладонь парня немного влажная от тех поспешно смахнутых слёз.
- Давай просто забудем об этом, а?
- Ты же не думаешь, что я так просто спишу со счетов этот маленький полуночный кризис? – спрашивает Рё. Он произносит это таким тоном, который даже сам может определить как нетерпеливый. Но вопреки тому, что кажется, Рё на самом деле не изображает свою сварливую натуру. Просто так случилось, что они никогда не ссорились как следует до сегодняшней ночи. Каме всегда как-то умудрялся обезвреживать напряжение до того, как оно могло превратиться в скандал – и они приятные, методы, которые он использует, довольно потрясающие методы.
Но в голову Рё проникла мысль, из-за которой ему захотелось попробовать дойти до конца, достичь сегодня кульминации этой ссоры.
У них с Каме ещё не было секса после ссоры.
Никогда.
Пока что.
И мать твою, ему интересно, каким он будет, секс после ссоры с Каме.
Очень.
Так что он думает, что просто поддержит этот яростный огонь, дремлющий в изящно покрасневших глазах Каме. Этот яростный огонь, который тот, очевидно, всеми силами пытается потушить. Да, Рё лишь чуть-чуть подкинет дров, достаточно, чтобы он вырвался из-под контроля Каме и тогда...
- Прости, - говорит Каме, пока Рё фантазирует.
Он выдавливает эту слабую, вымученную и озабоченную улыбку. Рё пристально смотрит на эти покрасневшие ободки вокруг глаз Каме. Почему он выглядит как кролик, голубой и удручённый горем маленький кролик? И Рё принимает решение поссориться и заняться любовью прямо сейчас и прямо тут.
- Давай вернёмся в постель, а, Рё? – костлявая лапка кролика мягко упрашивает предплечье Рё, и Рё ругает себя за то, что он такая зараза по отношению к своему парню. Они могут заняться сексом после ссоры и в другой раз, когда Каме не будет выглядеть таким расстроенным, честное слово. Но потом, всё ещё поглаживая его предплечье, кролик добавляет:
- Я устал. Плюс ещё это сцена поцелуя, которая наверняка займёт завтра всё утро.
И ни с того ни с сего характер Рё вылетает из-под контроля. По-настоящему. Он больше не дурачится с намерением поддержать ссору и заняться после неё страстным сексом со своим парнем. Это вылетает из его головы. Он неподдельно сердит. Что-то в сочетании слов ‘поцелуй’, ‘сцена‘ и ‘всё утро’ досадно его ударяет. И невероятно бесит.
- Чёрт побери, ты устал. Полагаю, сегодня отличный день в царстве трудоголика Каменаши Казуи. Ты не обессилен, всего лишь устал.
Кролик выглядит поражённым резкой переменой тона. Его покрасневшие глаза расширяются. Он моргает. Нежная узловатая лапка покидает предплечье Рё.
- Эй. Я Каме. Естественно, я трудоголик, и ты знал об этом, когда мы вместе начали всё это, чем бы оно ни называлось.
Чем бы оно ни называлось? Рё больно. До безумия. Иногда чаще, чем он бы хотел признавать, Каме делает ему больно до безумия, и хуже всего то, что Рё может сказать, что это не нарочно, не как он сам делает это с Каме. Каме говорит так просто потому, что он так и думает.
Каме хихикает.
Он пронзает сердце Рё по-больничному метко и потом хихикает.
- Боже, я говорю как на встрече анонимных трудоголиков или типа того. “Я Каменаши Казуя. И я… трудоголик!” Шквал аплодисментов. Ну, ты знаешь.
Вот. Опять он это делает. Пытается снять напряжение.
Но Рё не даст ему это сделать.
- Знаешь что, тебе следует туда сходить, – возражает он. – Возможно, у тебя будут небольшие проблемы с анонимной частью, но с остальным всё нормально. Станешь ассом. Хотя очень жаль, что, возможно, ты не найдёшь времени в своём графике для этой встречи. Потому что между этими встречами Анорексичных Шлюх ТрахниМеняЯЗнаменит и встречами Очевидных Владельцев Домашних Любимцев ты просто уже слишком, слишком занят, не так ли? Ах да, может, если ты прекратишь снабжать своего парня случайным сексом, то что-нибудь и получится.
Покрасневшие глаза теперь ещё краснее, чем когда-либо. Но уже от злости. Теперь тут кролика и близко нет. Только Каме в приступе ярости.
Это очевидно, хочет он или нет, но сегодня точно будет жуткая ссора.
- Как мой трудоголизм связан с тем, что ты читаешь порножурнал на моей кухне и оставляешь его, чтобы я нашёл? Как это вообще с чем-то связано?
- Ну да, что общего между тем, что ты работаешь своей несуществующей задницей 22/24 и потом, являясь домой, проводишь половину оставшегося времени в обожании этого комка шерсти, и моим раздражением?
- Ты раздражён? Погоди. Ты ревнуешь к Ран?
- Да, именно. – Рё посмеивается, будто это самая нелепая идея. На все времена. Так и есть. Это нелепо. Затем он наносит ответный удар. «Когда кто-то бьёт тебя по больным местам, ударь по их вдвойне сильнее». Выдержка из руководства «Как быть Нишикидо Рё».
– Тот факт, что ты так патологически ревнуешь к моим отношениям с Учи ещё не означает, что я...
Лишь услышав это имя, Каме делает шаг назад, ближе к дивану, как будто ближе к Ран, чтобы утешиться. Он высказывает свои мысли очень быстро, очень громко, будто пытается заглушить слова Рё.
- Да, по крайней мере, я ревную к человеку, которому посчастливилось быть твоим бывшим парнем, и который теперь... Я даже не знаю нахрен, кто он тебе теперь. Мне наплевать.
Он в открытую плачет и даже не делает попыток вытереть слёзы. Рё подходит, пока ресницы его тёмных глаз не заденут ресниц красных глаз Каме, если он моргнёт. Но он не моргает и немного пугает даже себя, но ничего не может с собой поделать.
- Кто сказал, что я не ревную к твоему бывшему парню? Парням.
Это произносится низким охрипшим голосом. Около секунды назад у Рё было время затолкать обе свои пятки и несколько других вещей в свой необъятный рот. И Рё отворачивается в надежде пустить пулю в свой смущённый мозг или ещё что-нибудь подходящее для этого. Его ключи от машины на кофейном столике. Может, ему пихнуть их себе в череп? Подождите, есть идея получше. Рё берёт их, а с ними и свою сумку.
- Рё, ты куда? Ночь на дворе, - голос Каме бесцветный.
Несмотря на свою только что данную клятву не произносить ни слова, Рё слышит, как из его рта вылетают слова:
- К Учи. Куда ж ещё. Думаешь, я перестал быть засранцем?
Почему-то теперь ему кажется, что такая ссора не приведёт к примирительному сексу.
- Ты полураздет, - замечает Каме.
Не у каждого есть грёбаная собачья шерсть 24/7. На самом деле только у собак. Рё ловит эти слова до того, как они покидают его рот, потому что даже он может сказать, что в них параноические уши могут услышать ревность. А Каме явно настоящий параноик. Рё меняет фразу:
- Не волнуйся. Тут ничего того, что Учи не видел раньше.
Он садится в коридоре, надевает кроссовки и небрежно завязывает шнурки, встаёт. Его лицо настолько безэмоционально, насколько он может себе это позволить, и это ничего не отражающее выражение. И какого чёрта Каме натягивает плащ ему на плечи, если сам дрожит?
Хотя он делает только это.
- Прекрати изображать заботливого бойфренда. Ты ведь беспокоишься насчёт папарацци, да? – говорит Рё. Но они обо знают, что пресса у Китагавы на коротком поводке, и что Джонни может прижать папарацци так сильно, что Рё и Каме могут хоть сейчас выйти и заняться страстным сексом после ссоры, которого у них теперь, очевидно, не будет, посреди улицы и ни за что не попадут в газеты. Они также оба знают, что единственная цель, преследуемая Рё в этих словах, причинить боль Каме.
Всё понятно.
- Передавай привет Учи, - спокойно говорит Каме, взгляд устремлён вниз, то есть совсем в пол. Каме унижен и полностью побеждён, и Рё не хочет передавать привет Учи. Он хочет попросить у Каме прощения, хочет сказать, что сам не знает, что на него сейчас нашло, и почему они сейчас не занимаются нежным сексом.
Он открывает рот. Какого чёрта? Его обет молчания всё равно давно нарушен, но что-то, дьявол, пробегает у между их ногами, и Каме берёт дьявола на руки и прижимает его так крепко, как Рё сейчас чуть не обнял Каме.
Да, все знают. Если Бог, может быть, и женщина, то дьявол уж точно эта уродливая сучка.
И вместо своих извинений Рё лишь говорит:
- Пока, сучка.
И уходит.
4 глава
Каме стоит снаружи своей квартиры.
Он даже не потрудился надеть плащ, потому что от машины до квартиры совсем близко. Оно и не нужно.
Но обычно он не останавливается и не стоит перед дверью с ключами в руке.
Просто смотря на дверь.
Тупо.
Витая в облаках.
Вчера вечером, когда он пришёл домой и прошёл в эту самую дверь, вспышка тепла ударила его прямо в лицо. Оно было довольно замороженным от сильного холода на улице, но он чувствовал, как этот поток тепла охватил его щёки в ту же секунду, как он вошёл, до смешного горячо обжигая.
Всё потому, что он увидел эту пару кроссовок.
Они выглядели, будто были скинуты с небрежной надменностью. Почему-то один кроссовок лениво лежал на боку на коврике у двери, другой стоял рядом, как какой-то самоуверенный солдат.
Не то чтобы Каме чрезвычайно любит последнюю линию одежды Адидаса, хотя она славная и всё такое.
Всё потому что кроссовки означали, что он здесь
Рё.
И да, Каме чрезвычайно любит Рё.
Кого он обманывает?
Он без ума от Рё.
Так без ума, что вчера ему понадобилось добрая минута, перед тем, как он смог как-то успокоиться и осознать присутствие Рё, чтобы не орать о том, каким он был безумцем.
Это обернулось выгодой для его обожаемой Ран, потому что Каме суетился над ней на ту самую минуту дольше, чем обычно, всё это время чувствуя себя ужасно виноватым за своё лицемерие и её тактическое использование. Не то чтобы она возражала, но всё же.
Он пытался почесать её брюшко особенно приятно.
Но дополнительная минута ушла на то, чтобы его щёки перестали вести себя как странные поклоняющиеся Рё светофоры.
Он мог бы так не стараться, в конце концов.
Следующее, что он осознал - это Рё вокруг него.
И теперь весь Каме был странной поклоняющейся Рё рождественской ёлкой.
Это было только вчера?
А кажется, целую вечность назад.
И теперь ему так нестерпимо холодно.
Каме полностью уверен, что сегодня он не будет воплощением рождественской ёлки против своей воли.
Потому что.
Пока, сучка.
Он мотает головой с пустой решимостью, осознавая, что она ужасно болит, вставляет ключ в замок (чёрт, его пальцы почти не гнутся) и открывает дверь.
Он ненавидит себя за такую твёрдую надежду, несмотря ни на что.
На коврике у двери нет кроссовок.
Ну конечно, нет.
Рё нет.
Зато Ран вне себя от радости, что он дома. Безумно счастлива его видеть, почти чрезвычайно счастлива. Почти так, будто знает, что её хозяин сейчас вроде как умирает внутри, и она думает, что лучшая экстренная мера продержать его на этом свете ещё немного – это вилять хвостом со скоростью света.
Каме решает провести ещё по крайней мере 5 минут балуя её вниманием.
Он может себе это позволить. Никто не стоит рядом, облокотившись на стену, никто выразительно не дуется и не требует к себе всё внимание, будто это его право по рождению, и он родился в королевской семье.
Так что Каме добросовестно почёсывает брюшко собаки.
И витает в облаках.
Снова.
Ну, должно быть, время быстро пробежало, он, должно быть, поглаживал его маленькую радость гораздо больше, чем 5 несчастных минут, чтобы она устала от этого и устремилась на кухню, покачиваясь на ходу и многозначительно оглядываясь на него. Самый воспитанный способ попросить себя покормить теперь, когда она уверена, что он не собирается помирать, по крайней мере, не на коврике у двери.
Каме медленно поднимается и следует за ней на кухню как зомби.
Он ещё больше себя ненавидит за этот осколок абсурдной надежды, колящий его в сердце на долю секунды перед тем, как он заходит на кухню.
И так же в любую другую ночь.
Временно.
Если вообще когда-нибудь…
Невыносимо об этом думать.
Поэтому он и не думает.
Кухня такая же, как и вчера вечером.
И яблоко, которое он вчера кусал.
Оно всё ещё гниёт на столе. Ему внезапно страшно его трогать, и он не знает почему. Поэтому он трогает. Каме всегда пытается делать именно то, чего он больше всего боится, потому что он больше не ребёнок. Он никогда и не был ребёнком или, по крайней мере, не помнит, что был им. А что взрослый, коим он является, крепко держит в руке фрукт, в яблоке же нет ничего страшного, и затем он неспеша подходит к мусорному ведру и спокойно выбрасывает яблоко.
Вот.
Видишь?
Ничего ужасного.
Это было просто.
Он достаёт корм для Ран и насыпает его в её миску. И Ран очень счастлива.
Каме хочется быть собакой, чтобы самым ярким событием дня было его кормление.
Хмм… Ну, может, он и не очень хочет быть собакой. Эта коричневая хрень, называемая собачьей едой, выглядит довольно ужасно. И если у Каме проблемы с нормальной человеческой едой, то, возможно, он не хочет иметь дело с ужасной коричневой фигнёй из собачьей миски, как бы ни была красива эта миска. И она красива, Уэпи.
Чему Каме завидует (если прекращает об этом думать), так это тому, что у Ран есть её самое яркое событие дня.
Но это лишь мысль. Одна глупая мысль из тысячи, которые поминутно пробегают в его голове. И он точно не собирается из-за этого завидовать.
Завидовать собаке - это же нелепо.
Боже.
Он садится за стол.
Открывает банку, кладёт еду в миску и ставит ту на пол. Эти простые манипуляции, кажется, высосали из него всю энергию.
А может, это сделало выбрасывание яблока.
Каме задумывается.
В этом состоянии он вяло вытягивает вперёд руку.
Берёт свежее яблоко из вазы. Он понятия не имеет, зачем это сделал. Сегодня он точно не голоден. Но делает это. Кусает яблоко, жуёт, проглатывает. Повторяет процесс.
Кусает, жуёт, проглатывает.
Чертовски больно, когда оно проходит через его горло, попадая в желудок.
Но всё же.
Он уже съел целое яблоко, вплоть до дурацких семечек, которые делают ещё больнее.
И почему-то в ожидании смотрит на дверь.
Что-то внутри него так по-детски вопит, что он съедает целое грёбаное яблоко. Так почему же Рё не возвращается? И размышляя, даже с ещё бОльшим детским предрассудком, что, погодите, может… точно, одного яблока недостаточно. Он должен съесть все. И, может быть, тогда Рё вернётся.
Это дельная мысль, не так ли? Да. Это дельная ребяческая мысль.
Так что он сделает это. Съест яблоки. Все. Но, может, не сегодня, потому что для него слишком съесть сегодня даже ещё одно.
Лишь первое съеденное яблоко абсолютно его вымотало, и вообще он устал.
Но завтра. Завтра он сможет. Съест ещё одно.
Он сделает всё, что угодно.
По яблоку в день... Разве нет такой пословицы? Она предполагает держать доктора подальше, правда? Скучная пословица*. Она ни капельки не интересна Каме, его здоровье, если не удерживает его от выступлений и работы. Но что-то ребяческое, что без его ведома было в нём всё ещё живо, требует чего-то, что угодно, в чём можно найти поддержку, как человек, отравляющий другим удовольствие. Поэтому Каме по-детски выбрасывает часть пословицы, которая ему не нравится, и придумывает себе новую с упоминанием яблок, подходящую для него и Рё.
Яблоко в день...
Что-то ребяческое внутри ждёт, задержав дыхание.
Но подождите. Не так просто сочинить пословицу. Большинство из них придумывались веками.
Яблоко в день...
Заставит твоего парня...
Остаться?
Гм.
Каме знает. Это совсем не логично. Нужно сказать ‘заставит твоего парня вернуться к тебе’. Самонадеянно. Рё даже всё ещё его парень. Ну, если допустить, что он вообще был его парнем, а Каме никогда не был слишком уверен в этом факте. Но всё это слишком сложно, чтобы включать в одну пословицу. Пословица должна быть проста и красива. Плюс, рифмы не будет. Так что он оставит так: «Яблоко в день заставит твоего парня остаться» (‘An apple a day makes your boyfriend stay)’. Хреново, но это потому что он сочиняет мало лирики, не то что Рё. Потому что он отстой в этом деле, не то что Рё, который так офигенно одарён, который такой офигенно классный в написании стихов, которые потом прячет в дальние ящики и которые Каме случайно находит и потом тайно читает, потому что он сделает всё лишь бы лучше понять Рё. И затем эти стихи застревают у Каме в голове как клей целыми неделями, эти прекрасные тайные стихи, и он восторгается их стилем и смеётся над какой-нибудь умной игрой слов, которую наблюдает, и гадает, о ком они, потому что они часто об одном человеке, и это очевидно. Хоть он и знает о ком. Над этой частью тайной лирики Рё он втайне плачет в ванной. Это хорошо, правда? Что он не может обсудить эти спрятанные и случайно найденные стихи с Рё, но теперь это не важно.
Не важно, что Рё сейчас, возможно, собирает материал для новых тайных стихов о человеке, о чьём имени он даже не может заставить себя подумать, будто оно похоже на… на… на имя Волдеморта. За исключением того, что он мечтает, чтобы оно было вполовину так же ужасно, как у Волдеморта. Или на треть. Четверть тоже подойдёт. Но оно не ужасно, совсем нет. Оно невероятно свежо и мило и даже не нужно над ним работать. Что несправедливо. Жизнь несправедлива.
Но это не важно.
Потому что магия пословицы всё это сотрёт. Она сделает его объектом песен Рё.
Каме прекрасно знает, насколько он инфантилен, придумывая жалкие пословицы и всякую хрень. Что потом? Детские стишки? Он знает, и ему всё равно, потому что инфантильность даст ему... он быстро считает яблоки в вазе. Даст ему всего 6 дней перед тем, как придётся столкнуться с фактом, что его жизнь будет так же пуста, как в дальнейшем его желудок.
-------//------
Вторничное яблоко сделано из картона.
В среду – из штукатурки.
В четверг оно до невозможности горькое, и Каме вспоминает тот первый укус его первого яблока. Он вспоминает насколько он был сладок, хрустящ и приятен.
В пятницу… он даже не хочет знать, из чего сделано пятничное яблоко. Но всё равно его съедает.
Субботнее яблоко по вкусу незначительно приятно, за что он благодарен. Он может кусать, жевать и глотать его, пялясь в пространство.
Все эти яблоки превращаются в холодный кирпич, оказываясь у Каме в желудке.
И ни одно из них не возвращает Рё.
А сегодня уже воскресенье.
И конец дня. Это конец (работы, но об можно не говорить) недели, конечно. Этой недели. Всё заканчивается сегодня.
В вазе осталось всего одно яблоко.
Каме смотрит на него.
Это самое одиноко и депрессивно выглядящее яблоко, которое он когда-либо видел в своей жизни.
Он чувствует неожиданную волну жалости к фрукту, потому что собирается его съесть. Он сделает это. И когда яблоко будет съедено, а Рё не вернётся, значит, всё кончено.
И он больше никогда не будет есть эти грёбаные яблоки.
Никогда.
Каме страшно.
Он всё же протягивает руку.
И берёт красный фрукт.
Вгрызается в него. Жуёт, и это яблоко явно сделано из муки. Он проглатывает первый кусок как обычно, теперь это уже рутина, даже если это конец рутины, конец всего. И потом он останавливается, потому что больше не может.
Не может.
Он кладёт надкусанное яблоко обратно в вазу на столе, позволяя фрукту гнить. О чём он беспокоится? Всё равно не доест.
Собственное говоря, он никогда не будет есть что-либо ещё.
Пара загорелых рук появляется и обхватывает его собственные руки так, что он не может двигаться.
Он всё равно не мог пошевелиться.
Этот тихий, невероятно и отчаянно сильный взрыв эмоций парализует Каме.
Сработало?
Хоть он и не сумел, просто не смог доесть это последнее мучное яблоки, это не важно. Видимо, он съел достаточно.
Сработало.
Каме на миг выпадает из реальности, он обезумел от взрыва эмоций, и когда возвращается в реальность, их реальность, рядом с этим оголённым теплом. Из всех людей во Вселенной только один излучает такое тепло.
Рё.
Это сработало, он даже не думал, что сработает. И внезапно будто все эти яблоки, которые Каме не думая запихивал в себя, всё ещё все здесь, сидят в его желудке: картонное, из штукатурки, горькое, лучше всего забытое, чуть приятное, причиняющее боль. И в итоге они выливаются в гнев.
Каме в ярости.
-------------------------//------------------------------
Каме молчит.
Обычно ему палец в рот не клади. Скажет много чего, очень много, слишком, мать его, много. И это всегда раздражает Рё.
Но сейчас он молчит, и Рё обнаруживает, что даже когда Каме так себя ведёт, тот всё ещё может сводить его с ума.
- Я попользовался душем. Надеюсь, ты не против, - шепчет Рё в шею Каме, в его упрямую шею. Он может поклясться, она кажется такой невероятно упрямой под его губами. Но как только он это произносит, даже самому становится странно, как настолько банальные слова у него получились такими неизвиняющимися.
Каме продолжает молчать.
Ну и ладно.
Рё губами домогается уха Каме сквозь его теперь чёрные пряди. Он прекрасно игнорирует очевидное упрямство этого уха. Он целует его. Один раз.
Он что-то шепчет в сладко изогнутую ушную раковину:
- Я люблю тебя.
И тут же пугается. Очень сильно. Он не показывает вида, что испугался. Но он в совершенном шоке. Он понятия не имеет, как это случилось. Он точно должен был остановиться только на поцелуе. Ну, он мог бы применить неистовое целование Каме, в зависимости от его реакции. Быть ему упрямым или не быть, вот в чём вопрос. Единственный вопрос. Других не было, несомненно не стояло вопроса относительно этой фигни про «люблю».
И именно это имел в виду.
Потому что Рё осознаёт, что правда любит.
Имеет в виду.
Точно-точно.
Любит эту напряжённую, глупую, хрупкую, неподвижную статую человека.
- Я поражён, - говорит статуя бесцветным голосом, которого Рё никогда не слышал от Каме, но они никогда и не ссорились до такой степени, так что, наверное, это просто тон Каме, называемый ты-меня-бесишь-мой-придурочный-парень. Не о чем беспокоиться, это даже в какой-то степени мило. Или просто Рё сейчас так наполнен своей только что осознанной любовью, что находит Каме чрезвычайно очаровательным, включая его упрямство и бесцветный голос. - Правда, Рё. Что угодно лишь бы не извиняться.
Рё разворачивает его к себе.
В теперешней их позиции невозможно не вспомнить, как они обновили кухонный стол, и то обновление было достаточно запоминаемый. По крайней мере, Рё считает, что это невозможно забыть, особенно после целой недели сводящего с ума воздержания. Но он точно не уверен, что происходит в голове у Каме прямо сейчас.
Он уверен в одной вещи.
Он ни разу за всю свою жизнь не видел такого упрямого подбородка. И это считая те разы, когда он любовался собой в зеркале, ага.
Рё просто не знает, что сейчас делать с Каме.
Он ведь не может убить человека, которого любит, да?
Да?
- Надеюсь, ты расслышал, Каме, потому что я больше не буду этого повторять.
- Да, расслышал. Ты сказал, что любишь меня. Уррра! Это легко сказать. Легко, твою мать! Я говорил это. Я говорил это чёрт знает сколько раз чёрт знает скольки людям, и в основном это была неправда, а иногда правда, почти. Это просто слова, ясно? Они срываются с языка. Запросто. Твою мать, я же говорил их тебе, да?! Хотя не думаю, что ты заметил, ни разу.
Теперь его прорвало, слова холодно срывались с чувственных губ Каме и задевали губы Рё этим совершенно уместным тёплым дыханием. Оно пахло яблоками.
Рё почувствовал, как по его обнажённой спине побежали мурашки.
Неужели Каме правда внутри такой разочаровавшийся во всём? Как его внутренний пейзаж может быть такими заброшенными островками, лишёнными солнечного света, игривости и этой неразрешимой тайны аромата, который Рё просто не может не вдыхать с момента, как начал высасывать из него как какой-то ненасытный вампир, потому что вдыхания запаха Каме было мало для полного удовлетворения, через некоторое время ему хотелось больше, ему это было необходимо, и теперь это облако вокруг Каме, его аура, представляет для Рё жизнь.
И до сих пор время от времени Рё ловит взгляд одного из тёмных островков внутри Каме, темнее, чем Рё может себе представить, совсем необычный вид темноты. Эти островки не просто тёмные, они ещё и абсолютно одинокие. Это пугает Рё всякий раз, когда он замечает один из этих тёмных и одиноких островков на карте внутреннего ландшафта Каме. Его беспокоит, что они могут увеличиться, распространиться, сожрать его обожаемого парня изнутри.
Его беспокоит, что жизнь медленно покидает Каме прямо у него на глазах.
Его беспокоит, что частично это его вина.
Возможно, больше, чем частично.
Возможно.
Рё знает. Каме – тот, кто отдаёт. Он отдаёт и отдаёт, жертвует. Не только Рё (к сожалению). Всю его живость и экспрессивность – всё это он отдаёт Ран, джоннисам, фанаткам, всем, а что до себя…ну, он фактически ничего себе не оставляет. Просто забывает.
И зная это, Рё всё-таки это делает. Постоянно просит дать ему больше. Требует. Ему всё время не хватает Каме. Теперь это официально, теперь можно нормально сформулировать мысль: всё потому что он, твою мать, любит Каме. И его любовь, хоть и искренняя, возможно, не самая лучшая и утончённая в мире. Это любовь Нишикидо Рё. Вбей это в свою упрямую голову.
Но она есть.
Любовь.
- Я никогда этого не говорил, Каме. Никому.
Голос Рё дрожит от того, сколько он вкладывает в свои слова.
Твою мать!
Он нашёл себе столько оправданий, чтобы никогда никому не признаваться в любви. Обязанность признания внушала столько ужаса. И если бы не Каме, вынудивший его почувствовать все эти грёбаные чувства, никогда бы и не пришлось. Никогда. Но волнует ли это Каме? Показал ли тот хоть маленький кусочек уважения? Чёрта с два! Нет, он просто продолжает двигаться вперёд и заставляет Рё почувствовать всю гамму чувств.
Кстати, тут надо выбирать между двумя вариантами: отомстить и запихать эти кровавые чувства в эти три слова и сильно ударить этого идиота ими в самое сердце (так сильно, как только возможно) или глубоко их в себе зарыть, в такое богомерзкое место, о котором он не любит думать, но которое, тем не менее, существует, вместе с его остальными подавленными чувствами, уже гниющими там. Он пытался воплотить второй вариант, всеми силами всю неделю пытался пойти по второму пути, но эти чувства так и не заткнулись. Они царапали стены, делая их тонкими и чувствительными. Они заставляли Рё страдать, пока не просочились сквозь трещины, и теперь Рё больше не может их игнорировать. Он почувствовал, что грядёт чёртово наводнение, и вот таким образом он обнаружил себя здесь, смиряясь с вариантом номер один, он же «действуй как романтичный олух».
- И мне жаль, что я не умею извиняться. – Каме уже заставил его сказать эти три слова. Но фактически, ему ничуть не жаль. Он снова наносит удар в сердце Каме тремя короткими словами, которые теперь на самом деле может сказать. Да, он делает это немного беспричинно. - Но я правда тебя люблю, понимаешь?
Это даже не то самое ‘в любви и на войне все средства хороши’, потому что Рё просто не понимает этого выражения. Любовь – та же война, не так ли? Или это он только такой особенный, по военному подходит к слову «любовь»? Во всяком случае, теперь, когда он сказал эти три слова один раз, он вроде как получает от этого удовольствие. Должно быть, адреналина в крови полно.
И это срабатывает.
Сначала слегка дрожит упрямый подбородок Каме. И эта дрожь распространяется. Теперь Каме дрожит весь, зажатый между Рё и столом.
Хотя сразу же не говорит три ответных слова Рё. После нескольких секунд безмолвия, которые Рё великодушно ему дарит. Потому что, да, если сам Нишикидо Рё признается тебе в любви, это должно быть достаточно мощно, чтобы осознать сразу. Рё начинает чувствовать, что что-то может быть не совсем так.
Теперь Каме низко наклонил голову, и его шевелюра из тёмных волос не блестит так сильно, как световой отражатель.
- На этом месте по сценарию ты должен сказать, что тоже меня любишь. – Рё не прибавляет «ты, маленький дурачок», только в мыслях. Но в мыслях это звучит действительно громко. – Я думал, ты отыграл в достаточном количестве мыльных слёзовыжимательных дорам, чтобы знать, как обычно выглядят сцены признаний.
@темы: fanstuff: fanfiction
-
-
09.11.2011 в 20:55-
-
09.11.2011 в 23:10так что паааклон за напоминание о данной прелести и труды тяжкие и того..главу ждем-с
-
-
10.11.2011 в 00:55-
-
10.11.2011 в 02:34Очень интересно читать))
-
-
10.11.2011 в 03:20-
-
10.11.2011 в 10:14спасибо переводчику за такой большой труд ))))
пока 28-я глава HMTMKMKM на редакции)) с нетерпением ждем )))
-
-
10.11.2011 в 14:43-
-
10.11.2011 в 23:15-
-
11.11.2011 в 01:18-
-
11.11.2011 в 08:40-
-
11.11.2011 в 19:44-
-
14.12.2011 в 17:54Очень люблю этого автора за неповторимый стиль.
Тысячи благодарностей за перевод.
-
-
23.02.2012 в 22:33